— Хорошо! — сказала она, поняв, что другого шанса у нее не будет.

Внутри вновь рождалась поющая легкость обреченности. Она хотела сказать что-то еще, но Алекос перебил:

— Нам необязательно сражаться сейчас. Вы утомлены долгой дорогой. Мы встретимся, когда вы пожелаете.

— Никогда еще я не чувствовала себя лучше, — возразила она. Кровь запела в ушах, и ей приходилось пересиливать себя, чтобы слышать, что он говорит. — Тянуть долее некуда! Пусть мне дадут меч.

— Дайте ей меч, — велел он, и Кафур тут же вытянул свой.

Знакомая тяжесть стали наполнила ее силой. Царь взял себе оружие Нурмали. От щитов они отказались. Настала минута клятв. Протянув руку ладонью к небу, Алекос произнес:

— Я, Алекос, великий царь Матагальпы, перед небом, землей и своими людьми клянусь тебе, олуди Евгения, биться с тобой честно. Если ты ранишь меня, ты будешь свободна, я верну тебе трон Ианты и независимость и обещаю никогда ничем не вредить тебе. Если я раню тебя, ты останешься со мной как моя гостья и будешь верна мне.

Евгения тоже подняла левую руку, устремила взор к ослепительной Нееомане.

— Я, Евгения Фарада, олуди и царица Ианты, перед небом, землей и твоими людьми обещаю тебе, великий царь Алекос, биться честно. Если ты окажешься сильнее, я останусь с тобой и буду тебе верна. Если ты проиграешь, обещаю уйти и никогда не делать тебе зла.

Конец своей речи она уже не слышала. Воздух разредился, пламя факелов застыло, и негромкий говор зрителей зазвучал ниже и глуше. Но лицо Алекоса оставалось подвижно: он был так же быстр и шагнул сюда следом за ней. Они улыбнулись друг другу и подняли мечи.

Что случилось дальше, никто из зрителей не сумел рассмотреть толком. Противники двигались так стремительно, что глаза людей видели лишь смазанные силуэты. Можно было понять только, что царь защищается, не сходя с места, в то время как меч олуди Евгении отбрасывает блики, поднимаясь и падая со скоростью и силой, невозможной для женской руки. Кафур до крови прокусил себе палец. Нурмали полез в карман за часами, чтобы засечь время, но его рука так и замерла на полпути. Кто-то из стражей выронил копье.

Прошло не более минуты. Внезапно сражавшиеся замерли — картина, достойная быть запечатленной лучшим скульптором. Движением, которого никто не заметил, Алекос перехватил руку с мечом, так прижав Евгении горло, что она не могла дышать. Она захрипела, железные пальцы тисками сдавили плечо, и он легко вынул меч из раскрывшейся ладони.

— Кровь! — сказал он, сделал шаг назад, оттолкнув ее.

Евгения упала на колени. Алекос нагнулся, откинул кусок ткани на плече, показывая вертикальную рану, разрубившую мышцы едва не до кости. Кровь лилась на белые плиты. Алекос протянул оба меча Кафуру, распорядился: