Светлый фон

Слишком хорошо все это помнила Гроза, и оттого с каждым шагом становилось тяжелее идти, словно груз ошибок и горячечных поступков падал на плечи. Она озиралась кругом, все надеясь увидеть такое необходимое ей лицо. Но вокруг были хоть и знакомые, а все какие-то чужие.

На капище уже горели костры, тусклые в ярком свете Ока. Только едва переливались оранжевые всполохи против сияния блестящей после ночного дождя листвы. Светило белыми ладонями лежало на макушках чуров-богинь. Волхвы уже начали необходимые обряды, уже славили их в ожидании, как появятся здесь гости и сами будущие супруги.

Взоры их обратились к толпе, что степенно, но шумно вышла с тропы к прогалине, обнесенной невысоким частоколом.

Выступил вперед старший волхв Анрад и строгим взглядом объял всех, заставляя притихнуть. Гости встали вкруг чуров, помалу стихли и песни, и разговоры даже, как начался самый важный обряд сегодня: когда будут соединены две судьбы в одну. Когда девушка перейдет в сильный род мужа — и уже никогда не сумеет вернуться в свой, потому как распущена коса, словно бы умерла она в прежней своей жизни, а в другую еще не вступила.

Гроза не слушала Анрада, только видела, как шевелятся его губы. Как возносятся руки, когда обращается он к чурам. Все заглушал грохот сердца в ушах, и нарастала глухота та страшная, точно при большом потрясении, когда отказывает тело слушаться, когда мир вокруг существовать перестает. Только почувствовала она, как возложили на голову поверх чуть опавшего венка другой — стальной венец, который словно бы скреплял ее неразрывно с Владивоем. Сейчас — лишь тенью его, что заслоняла свет Ока сбоку.

С Грозы спросили клятву: перед взором богов и волхвов, под ожиданием людей. А она и слова вымолвить не могла. В горле словно ссохлось что-то, застыло камнем

— ни проглотить, ни прокашляться. Владивой смотрел пока терпеливо, уже произнеся свою, уверенно и громко. И не готовил ее заранее — тут сразу видно — из сердца самого она лилась. Гроза невольно все ж попала в вязкость его чуть шалого нынче взгляда. И поняла вдруг: на всю жизнь. Если ничего не поменяется, никак по-другому не закрутился нить судьбы ее — все это застынет вокруг янтарем. День этот, гости и роща эта сосново-березовая.

— Я клянусь, что буду верна тому, кого люблю, — все же сумела она сказать, глядя прямо в глаза Владивоя. — И буду, несмотря на все невзгоды, хранить мысли о нем. И каждый день моей жизни наполнять будет только он. И никто не сумеет отобрать у меня это право.

Стало тихо на миг, как она замолчала, будто люди не могли в толк взять, что крылось в ее словах на самом деле. А вот князь понял все, но лицо его не изменилось, казалось бы. Только взгляд чуть заострился и бледность коснулась твердо поджатых губ.