Светлый фон

— Лиса! — кажется, Рарог не на шутку перепугался. — Скажи, что? Захворала? Скажи!

Она замотала головой, еще не в силах хоть слово сказать, но пытаясь хоть немного его успокоить. Трясущимися руками достала из заплечного мешка мех с водой и напилась вдоволь, промывая горло от кисловатой горечи. Лада всемудрая, как же плохо-то!

Рарог присел рядом с ней, тревожно заглядывая в лицо и убирая от глаз ее растрепанные прядки. Гроза не носила теперь убруса: она рядом с мужем своим, которому можно косы ее видеть. Мужем по сердцу, а не по чужой прихоти. А путники им попадались навстречу не так и часто — да и от тех они норовили укрыться в стороне, чтобы толков было меньше.

— Все, полегчало, — она улыбнулась любимому, выпрямляясь.

Но еще вздохнула глубоко несколько раз, чтобы последнюю дурноту унять. Заструился по горлу запах лесной, свежий: травы, только что смятой, нагретых теплом Дажьбожьего ока кисточек мятлика. И березовых сережек, что свисали низко, почти касаясь головы.

— Теперь говори, хитрая Лисица, что с тобой? — серьезно оборвал ее притворное веселье Рарог. — С места этого не двинемся, пока не объяснишь.

И взгляд его потемнел малость, погасли янтарные переливы — застыла угроза, поднявшись будто бы из самой черной глубины бездонных зрачков. Как будто он догадался уже, но пока не знал, радоваться тому или печалиться. Да и можно его понять: вряд ли счастлив он был бы узнать, что ребенок не его, а князя. Благо Гроза была уверена.

— Я тяжела, Измир, — она совсем села в траву и прислонилась к белому стволу. — Уж больше луны как.

Он задумался на миг, опустив голову, а после вновь взглянул исподлобья. И его лицо чуть разгладилось, а глаза знакомой ореховой теплотой подернулись. Отпустила тревога и невольная подозрительность. Уж неведомо какой волей, но он сразу поверил, не дав сомнениям разрушить благостные мысли.

— Долго молчать собиралась? Что моего ребенка носишь…

Он подался вперед, уверенно сгребая Грозу за талию и прижимая к себе — пылко, но осторожно. Она даже разобиделась чуть: теперь будет с ней, как с хрупким куриным яйцом носиться.

— Хотела уж сказать, как доберемся. Чтобы ты не тревожился, — задышала она часто в его ставшие такими близкими губы. — Да тело меня скорее выдало.

И все позабылось вмиг, как Рарог поцеловал ее, придерживая под затылок, напирая помалу и размыкая губы ее языком. Что случилось: отчего закрутило так вмиг, проснулось желание отяжелелое, набухшее за все дни эти, что невольно она сторонилась любимого. Все казалось, не до того. А сейчас колотило ее мелкой дрожью от горячего томления.