Гроза вскрикивала глухо с каждым неистовым движением, почти ударом, Рарога в ней, чувствуя, как ступила уже на самый край — еще шаг, и захлестнет невыносимым блаженством. Выгнулась, зарываясь затылком в душное сено, бороздя ногтями влажную спину любимого. Знала, больно ему, да ничего поделать не могла, как хотела глубже водраться в него, сцепиться с ним навсегда, чтобы уже никто не смог их разлучить.

— Люблю. Тебя. Измир… — жалобными вздохами колыхнулся воздух в груди.

Она обхватила его дрожащими от сладостной слабости руками, а Рарог навалился на нее сильнее, нещадно сминая пальцами ее бедра, рывками дергая к себе. Зарычал, ткнувшись лицом в ее шею, погружаясь руками глубоко в стог, загребая сухие стебельки горстями. Излился рвано, сильно и остановился, едва удерживая себя на локте, чтобы вовсе Грозу не раздавить собой.

— Это безумие какое-то, Лиса… Безумие.

— Главное, что мы в нем вместе, — она улыбнулась сухими губами. Пронизала пальцами его влажные, завившиеся от пота волнами пряди.

Он не стал спорить. Еще чуть отдышался и покинул ее, перевалившись на смятое почти в ком покрывало, тихо поругиваясь на колючее сено. Пришлось ему за водой идти и умываться, потому как одежда липла к разгоряченной влажной коже, и никак нельзя было уснуть от не стихающего жара. Но они все же улеглись вновь и крепко проспали, обнявшись, до самого утра.

А утром Грозу вновь в дрожь бросило. И в дурноту — такую, что даже от запаха лучинного дымка нехорошо внутри становилось.

— Я поеду! — пыталась она уговорить Рарога, но тот ни в какую не желал соглашаться.

— Полежишь еще немного, отдохнешь. Травками тебя отпоим и тогда уж поедем. Я лодку возьму. На ней быстро до Кременья доберемся, — он накрыл ее тонким тканым покрывалом. — Сейчас я снова до Милонеги схожу. Ты отдыхай.

А она не хотела отдыхать. В путь хотела тронуться скорее, да с трудом даже могла рукой шевельнуть без того, чтобы не качнуло ее тошнотой из стороны в сторону. Что ж такое? И почему так не вовремя все случилось, ведь меньше дня пути осталось до места нужного, а там уж, она уверена была, не стали бы гнать родича с женой отяжелевшей. Не совсем ведь звери. Да и мать Рарога того явно не позволит.

Пока любимого не было, она задремала слегка, едва почувствовав, как немочь немного отступила: да и как, не шевелилась ведь почти, храня в покое бунтующее нутро. Сквозь сон услышала шаги за дверью, смутно тревожные. Вскинулась и глаза закрыла, как повело голову. Открыла вновь — и отшатнулась вглубь стога, прикрыв ладонью сухие губы.

В дверном проеме стоял Владивой — сам. Хоть и ожидала она, коли будет погоня, так вновь отправит своих людей, а сам останется в Белом Доле. Так нет ведь, все оставил, кинулся за женой. Крылья его носа подрагивали, а грудь часто ходила при дыхании. Он окинул быстрым взглядом сенник и скривился.