И пентаграмма вспыхнула.

— Я люблю тебя, Ниро Мореро, — с улыбкой сказала я, щурясь на язычок пламени. — Впрочем, ты и так это знаешь.

— Знаю.

Пузырёк выпал из моих рук. Осколки стекла разлетелись по камню, сияя в полутьме бриллиантовым блеском.

Пентаграмма больше не была пуста. Передо мной были знакомые потертые сапоги.

— Тень, — прошептала я, поднимая голову. — Ты здесь.

Тень поправил безупречные складки плаща. Придержал катану, с которой скатывались тягучие капли крови. Сам он выглядел невредимым, значит, кровь была чужой.

— Я смотрю, ты по-прежнему ищешь неприятностей, — хмыкнула я.

— Как всегда. Долго же вас пришлось дожидаться.

Мы смотрели друг на друга одно бесконечное мгновение.

— Я знала, что мне всего лишь нужно будет позвать тебя по имени, — тихо сказала я. — И ты всегда отзовёшься.

Тень поднял бровь, глядя на пентаграмму:

— Тебе пришлось звать чертовски громко.

Я с облегчением рассмеялась и вскочила, чтобы его обнять. Тень протянул руки, и мы оба, не сговариваясь, уверенно позвали:

— Конте! Вставай!

— Закладка, если ты опять вызываешь Его Императорское Величие, передай ему, что завтрак сегодня готовит или он, или ты, — пробормотал Конте, поворачиваясь к нам спиной. — Я собираюсь как следует выспаться.

Мы с Тенью переглянулись.

— Дать ему выспаться? — задумчиво спросил Тень.

— Ни за что.

Конте заморгал, переворачиваясь на спину. Открыл глаза — и свалился с ельника прямо на пол, увидев Тень.