Только даже самые безумные в своей сложности планы могут рухнуть в Бездну, если не учесть одну маленькую деталь. «Ты слишком своевольная», — говорил король. — «Глупая, своевольная…»
«Ты даже не представляешь…» — зло подумала я, глядя на то, как король светло улыбается мне. Знает, что делает, и улыбается. Изображает любящего отца. Тянет руки навстречу.
Кровь в висках закипала. Соленые дорожки на висках высохли и стянули горячую кожу. Я остановилась, но сильная ладонь Волка подтолкнула меня в спину.
— Еще немного, — не размыкая губ, попросил Волк, не сводя внимательного взгляда с короля. Он прятал за сгибом локтя от гвардейцев то самое лучевое оружие в виде зажигалки. «Она не такая уж дальнобойная», — вспомнила я.
«Если только немного, Волк…»
Сделала ещё шаг, до крови закусив губу, упрямо щурясь. Успела увидеть, как Эриен вопросительно поднял брови.
А потом стало темно. Разом, как будто кто-то выключил солнце. Враз ослабевшие ноги запнулись на ровном месте. Я рухнула на колени, хватаясь за сердце, в которое будто вонзили раскаленную спицу и медленно раскачивали. Проворачивали. Я уткнулась лбом в камни мостовой, и при этом не чувствуя ничего, кроме сухого горячего ветра. Реальность стиралась, будто художнику наскучила его картина на стекле, и он взял в руки мокрую тряпку. Размашисто, резко обнажилась ломкая изнанка мира. Затем и она пошла трещинами, осыпалась. Острые грани чуждой мне реальности ранили и истязали. Я закричала.
Все, что я могла видеть — темные глаза того, кто призвал меня. Его взгляд удерживал. Приказывал. Мучил! Я рванулась к нему. Для меня намерение было движением. Любой миг мог длиться вечность по моему желанию. Я не отказала себе удовольствии растянуть то мгновение, когда его глаза расширились от шока. Когда боль дошла до мозга, зрачок сузился в точку, а две грязно-фиолетовые лужи утратили осмысленное выражение. Только тогда я почувствовала облегчение.
А мир продолжал рассыпаться.
Я тону в городской тени. Или Города тень — во мне?
Я тону в городской тени. Или Города тень — во мне?
Эпилог
Эпилог
Тонкий газетный лист дрожал в руках, из-за чего строчки плыли и извивались, как речные змеи, а буквы играли в чехарду. А что еще хуже — он совершенно одуряюще пах типографский краской, пальцы пачкались чёрным. Шеф-искатель, должно быть, извел годовой запас краски на допечатки тиража последнего выпуска «Королевского вестника». И весь он был посвящен одному безумному дню, который подвел черту под жизнью Безумного короля.