Анжей наблюдал за этим с ужасом, потом не выдержал и крикнул:

— Ей же больно!

Юноша посмотрел на него с равнодушием.

— Ну, так в том и смысл.

— Отпустите её, пожалуйста.

Жили, найдя поддержку со стороны, радостно подхватила:

— Да! Отпустите, пожалуйста, отпустите, я больше не буду, больше не буду!

— Ещё бы ты была, — сказал юноша и швырнул Жили на землю.

Рыжая не теряла ни секунды и в следующее мгновение исчезла за деревьями, только копна маковых волос мелькнула меж веток.

Баш смотрел ей вслед, уперев кулаки в бока. Одет он был в простую зелёную рубаху, с вышитым золотом узором на вороте. Ходил босиком, в чёрных парусиновых штанах, а на поясе держал меч, прямо так, без ножен.

Если бы он был человеком, то Анжей бы точно мог сказать, что перед ним самый красивый человек в Калахуте.

Но он явно человеком не был: клыки, отсутствие родинок и темнота вместо Света — так можно отличить баша, если встретишь его во время Жатвы.

Ведьмы и ведуны всегда говорили, что существо без Света можно лишь прочувствовать, но Анжей, вопреки ожиданиям, не чувствовал рядом с этим башем ни ужаса, ни тоски. Даже положенного гнева не чувствовал, хотя, по идее, должен был.

— Простите, — сказал он, понимая, что это его единственный шанс. — А вы не знаете, что с моей сестрой?

Баш посмотрел на него удивлённо:

— С какой сестрой?

— Анна. Её зовут Анна, но иногда она называет себя Чёрной Овечкой. Такая, — он изобразил кудри жестом. — Вы встретились на дороге.

— А, эта. Не знаю, домой побежала, наверное.

— Ну хорошо.

Фух, значит, она в порядке! Уже лучше, значит, она скажет маме и папе, что с ним всё хорошо.