– Ты уж поведай нам, кого в госпожи нам даешь, – добавил Славигость, глянув мельком на Ельгу, будто сравнивая ее с новой княгиней. – Всей земле Полянской она ведь будет как мать.
– Она и мне почти как мать, – Ингер улыбнулся. – Моя мать мне жизнь дала, а Эйфрида Прекрасная – сохранила. Не будь ее, меня бы в живых уж не было, не дождалась бы земля Полянская меня.
– Как это? – удивились бояре.
Ингер стал рассказывать о поездке к Стремиславу в Плесков, о своей болезни, пришедшей к нему белой уточкой у камня, о том, как явилась неведомая дева и за три дня и три ночи вылечила его отваром трех белых цветков.
– А как ехал я назад через брод, где Грач живет, так и понял: в этой деве – жизнь моя, мне ее суденицы послали. Тогда и объявил Грачу: прошу дочь в водимые жены. И чему я буду владыкой, тому и она будет полной госпожой, – закончил Ингер, снова взяв руку сидящей рядом с ним молодой жены.
При этих словах мягкий голос его стал тверже и приобрел повелительную силу. Очень ясно он дал понять: все, что принадлежит ему, принадлежит и Эйфриде.
– Пусть не сомневается земля Полянская, – добавил Ивор. У княжеского кормильца вид был не очень довольный – он прекрасно понимал недоумение киян, – но он сам смирился с этим странным браком и был вынужден призывать к тому же других. – Княгиня наша молодая хоть и роду бесславного, безвестного, однако силой и мудростью ведовской наделена удивительной. Бабка ее была Плескове знатная ведунья, всеми почитаемая, и мать ее тоже… знающая женщина и уважаемая. Князю она жизнь спасла, так и для вас сумеет раздобыть милость богов, изобилие и всяческое благо.
Стало тихо: кияне осмысливали услышанное. Вместо девы княжеского или боярского рода им предлагают в госпожи дочь перевозчика и знахарки? Переглядываясь, они недоуменно двигали бровями. Никто бы не удивился, привези молодой князь три-четыре хоти. Но весь вид Эйфриды, ее богатый наряд, обращение с ней Ингера означало, что это его законная супруга.
Но как простолюдинка может быть полноправной женой князя? Так не водится, сказал бы каждый.
– Это, отцы, как в сказании, – добавил Ивор. – Знают у вас сказы о том, как изловил молодец лебедь белую, а она девой красной обернулась? Никто ж у той девы не спрашивал, кто ей отец, да кто дед, да с кем в родстве. Такая и нам лебедь богами послана. Видели бы вы, как я видел, тяжкую хворь, что на князя нашего водяницы наслали, – не сомневались бы.
Кияне помалкивали в смущении. Даже Ельга не находила, что сказать, но в лице невестки видела подтверждение Иворовых слов. Та сидела рядом с мужем невозмутимо, опустив глаза, но если поднимала их, то по гриднице словно веяло прохладным ветерком. В этой молодой женщине таилась некая особая сила – будучи и сама носительницей такой силы, Ельга видела ее. Только сила та была иной природы, нежели у нее самой.