Светлый фон
Пожалуйста! Пожалуйста, не трогайте детей!

— Заткнись!

Заткнись!

Рикард вырывается и кричит.

Рикард вырывается и кричит.

— Нет! Не трогайте её! Отпустите её!

— Нет! Не трогайте её! Отпустите её!

Но тяжелая рука в перчатке снова бьет его, на этот раз сильно, и он, падая, ударяется головой о мраморный пол и проваливается в небытие…

Но тяжелая рука в перчатке снова бьет его, на этот раз сильно, и он, падая, ударяется головой о мраморный пол и проваливается в небытие…

А когда он очнулся, огонь уже стал живым…

А когда он очнулся, огонь уже стал живым…

Он вырвался на волю и помчался оранжевой змеёй вверх по лестнице, взметнулся по стене, разукрасив черными потеками копоти перламутр ассийской штукатурки, обвил балясины, слизал кисейную занавеску и скользнул к потолку по тяжёлому шёлку портьер.

Он вырвался на волю и помчался оранжевой змеёй вверх по лестнице, взметнулся по стене, разукрасив черными потеками копоти перламутр ассийской штукатурки, обвил балясины, слизал кисейную занавеску и скользнул к потолку по тяжёлому шёлку портьер.

— Рикард! Проснись!

Расползался в стороны, пожирая мягкий ворс зеленого ковра и резные ножки изящного столика. А бумаги, сорванные со стола горячим ветром, сгорали еще в воздухе, не долетая до объятого пламенем пола.

Расползался в стороны, пожирая мягкий ворс зеленого ковра и резные ножки изящного столика. А бумаги, сорванные со стола горячим ветром, сгорали еще в воздухе, не долетая до объятого пламенем пола.

— Рикард! Проснись!

И поначалу это было даже красиво, на какое-то мгновенье огонь был чист и прозрачен, и растекался по полу жидким золотом всех оттенков…

И поначалу это было даже красиво, на какое-то мгновенье огонь был чист и прозрачен, и растекался по полу жидким золотом всех оттенков…