И Кэтриона молча смотрела на пламя свечей, которое трепетало от лёгкого сквозняка. Его контуры, сначала чётки, начали постепенно расплываться и вскоре потухли совсем, она закрыла глаза и провалилась в забытьё.
Девочка, танцующая вайху, стоит перед Рикардом, сжав руки в кулаки.
Девочка, танцующая вайху, стоит перед Рикардом, сжав руки в кулаки.
— Почему? Почему я всегда должна расставаться с теми, кого люблю?!
— Почему? Почему я всегда должна расставаться с теми, кого люблю?!
Она швыряет на землю бумажного змея и яростно его топчет. А потом бежит вниз по склону, по скошенной траве, быстро, изо всех сил. Коса расплелась и потерялась лента, тёмные волосы треплет ветер, а по щекам текут слёзы.
Она швыряет на землю бумажного змея и яростно его топчет. А потом бежит вниз по склону, по скошенной траве, быстро, изо всех сил. Коса расплелась и потерялась лента, тёмные волосы треплет ветер, а по щекам текут слёзы.
На берегу пруда старая ива, нависшая над водной гладью, и там, среди её плакучих ветвей, есть убежище. Место, где её никто не найдет. Там, над тихим зеркалом пруда, она может побыть слабой и поплакать, пока никто не видит. Там, в дупле, чуть выше того места, где она сидит — её тайник, в котором она прячет нехитрые свои сокровища, в коробке от мятных конфет — мамино ожерелье, золотой диск солнца и серебряный диск луны на цепочке.
На берегу пруда старая ива, нависшая над водной гладью, и там, среди её плакучих ветвей, есть убежище. Место, где её никто не найдет. Там, над тихим зеркалом пруда, она может побыть слабой и поплакать, пока никто не видит. Там, в дупле, чуть выше того места, где она сидит — её тайник, в котором она прячет нехитрые свои сокровища, в коробке от мятных конфет — мамино ожерелье, золотой диск солнца и серебряный диск луны на цепочке.
Она достает его из тайника, надевает на шею и прижимает ладонью к себе. Это единственное, что у неё осталось от мамы…
Она достает его из тайника, надевает на шею и прижимает ладонью к себе. Это единственное, что у неё осталось от мамы…
Сначала мама, теперь вот и Рикард…
Сначала мама, теперь вот и Рикард…
Но теперь ей не будет так больно…
Но теперь ей не будет так больно…
Теперь она умеет прятать воспоминания.
Теперь она умеет прятать воспоминания.
И пусть. Пусть он уезжает! Пусть бросит её здесь! Она его забудет. Спрячет воспоминания в это ожерелье, в это дупло в старой иве, и не будет доставать, пока он не вернется и не попросит её об этом. Однажды она так уже сделала. Спрятала воспоминания в браслет от этого ожерелья. Жаль только, что Настоятельница в Обители, где её держали в подвале, забрала шкатулку. Но так даже лучше, зачем ей воспоминания, которые причиняют боль?