Светлый фон
Поклянемся? Кровью! И зеленым крыжовником!

Пусть он только попробует её обмануть! Он ведь ненавидит крыжовник… и лимоны. И если он соврал ей, она заставит его съесть целую корзину.

Пусть он только попробует её обмануть! Он ведь ненавидит крыжовник… и лимоны. И если он соврал ей, она заставит его съесть целую корзину.

— Как скажешь!

Как скажешь!

Она снимает с шеи ожерелье, диск из двух половинок — золотое солнце и серебряная луна на цепочке, и разделяет его пополам. Это самое дорогое, что у неё есть, но ей не жалко.

Она снимает с шеи ожерелье, диск из двух половинок — золотое солнце и серебряная луна на цепочке, и разделяет его пополам. Это самое дорогое, что у неё есть, но ей не жалко.

— Ладно, ты будешь солнцем, так и быть, а я могу быть луной. Клянись, что не снимешь его, пока не вернешься…

— Ладно, ты будешь солнцем, так и быть, а я могу быть луной. Клянись, что не снимешь его, пока не вернешься…

…шепчет Кэтриона и открывает глаза.

— Я носил его все эти годы, Кэти, — ответил тихо знакомый голос.

Свечи ещё горят и комната та же, и плечо там, где укусила её змея, совсем онемело. Но она не одна. Рикард держит её в объятьях, и лицо его совсем близко, а в руках нож.

— Ты пришел убить меня? — прошептала она, не понимая, сон это или явь. — Я и так уже умираю…

— Глупая, я пришел тебя спасти…

Мир вокруг был зыбким, совсем как в Дэйе, и она не могла понять, где правда, а где бред, вызванный ядом. Почему она видит во сне девочку, танцующую вайху, и Рикарда, совсем молодого Рикарда? Что это за видения?

Колдовство, «нектар правды», вино и змеиный яд… Всё так смешалось…

— Ты настоящий? — спросила она, глядя ему в глаза.

— Да, Кэти. Я настоящий. А ты вспомнила нашу клятву? — он улыбнулся, и его пальцы коснулись её лица.

Она попыталась поднять руку, но та не слушалась.

— Нашу клятву? Какую ещё клятву? Я умираю, Рикард…