-- Идиот. Там вообще-то была красота, -- хмыкнул Дагман, -- и в любом случае, я считаю, любовь скорее его разрушит.
Леарза неуверенно улыбнулся. За прошедшее время он довольно хорошо, как ему казалось, узнал Абу Кабила и господина Анвара, с которым много разговаривал, но о маарри-капитане не знал почти ничего.
-- Он неглупый человек, -- Абу подмигнул Леарзе, когда Дагман отвернулся, укладываясь в подушках по-новой, -- но выпивка -- его слабое место.
-- Он ведь был капитаном корабля, правда?
-- Ага. Торговал с жителями Халельских островов. Слышал о таких?
-- Да, -- в глазах Леарзы загорелось любопытство. -- А правда, что они совсем дикие и не знают никаких богов?
-- Ну, это ты бы у него спрашивал, когда он проснется, -- рассмеялся кузнец.
Тут к их столику подбежала одна из молоденьких девушек, остановилась и смущенно улыбнулась Леарзе.
-- Пойдем танцевать? -- спросила она. Леарза растерялся, и уши у него начали краснеть, но под насмешливой улыбкой Абу Кабила он поднялся на ноги.
-- Пойдем.
Абу Кабил вальяжно откинулся на подушках, глядя им вслед; Анвар поднял глаза от своей книги.
-- Любовь разрушит мир, -- пробормотал Абу. -- Он, конечно, загнул. Но может быть, он в чем-то прав.
-- Если рассматривать этот вопрос в философском смысле, то он прав, без сомнения, -- отозвался Анвар.
***
Он почти вылетел на террасу, разгоряченный и пылающий не хуже факела, а там его встретил холодный горный воздух и вездесущий запах лип. Леарза остановился и глубоко вдохнул. Ночь уже давно вступила в свое право, но веселье продолжалось, и даже нахуду Дагмана растолкали и потащили танцевать, насколько он видел.
А здесь, на темной террасе, попыхивая крошечным огоньком самокрутки, сидел Бел-Хаддат. Он устроился прямо на досках, скрестив ноги, и задумчиво смотрел вдаль, и Леарзе вдруг подумалось: сидеть тут, когда все веселятся внутри, должно быть, ужасно одиноко.
Он, конечно, много думал за прошедшее время. О своем отношении к этому человеку, так легко забравшему жизнь маленького ребенка. О своем отношении к случившемуся в Кфар-Руд. Леарза привык думать обо всем, что беспокоило его, раскладывать по полочкам и наклеивать ярлыки. Это как будто уменьшало боль от пережитого, делило ее на маленькие кусочки, которые кололи его уже не так сильно. Конечно, насовсем это его от боли не избавляло, но все же делало возможным терпеть и мириться, а временами даже забывать.
Одно для себя Леарза вычленил еще в первое время, горькое, но твердое: Бел-Хаддат невиновен. Что он, Леарза, будет чувствовать по отношению к этому человеку, он еще не уяснил, но Бел-Хаддат невиновен, и точка.