Прохладно, и мягкие подушки разбросаны по всей комнате, а в круглой арке темнота: там кухня, и, наверное, Ясмин сейчас как раз готовит обед.
Где же Раяна?..
Он оглянулся, и вот она: стоит, совсем кроха, возле него и держится пухлой ручонкой за стену. Блики солнца запутались в ее волосах, которые Ясмин красиво перевязала лентой. В голубеньком платьице, а ножки босые.
-- Раяна, -- позвал он, неведомо зачем чувствуя, как больно стукнуло сердце о грудную клетку. Отчего так... грустно и одновременно хорошо внутри? Ведь он видит свою девочку каждый день, держит ее на руках, помогает Ясмин укладывать ее спать.
-- Раяна, -- повторил Искандер, встревоженный. Понемногу приходило осознание того, что это всего лишь сон; смутное, покойное, с ним и раньше такое бывало, и
-- Это не так, -- ответил Искандер. Комната медленно таяла, и солнечный свет больше не был солнечным, но Раяна оставалась; вокруг них вдруг воцарилась ночь, непроглядная и беззвездная, и Раяна стояла в песке, по-прежнему в этом голубом платье, и смотрела на него своими темными глазами. Собственного тела он больше не чувствовал, но не обращал уже внимания: ведь это был сон, да и все равно было неважно, важнее были ее слова. -- Мы Одаренные, и мы будем бороться не просто с безумцами, а с самим темным богом.
Искандера охватило мучительное, беспокойное чувство: слышать слово "папа", произнесенное этим холодным голосом, было донельзя странно и почти что страшно. Губы девочки по-прежнему оставались неподвижными.
-- Да, несколько раз нам доводилось сражаться с ними. Раяна, пойми, главное -- не месть... Сколько бы одержимых я ни убил, вас мне уже не вернуть.