-- Его тело неподалеку, -- добавил Острон. -- Я подумал... было бы нехорошо просто так оставить его посреди пустыни.

Исан проигнорировал, вместо того посмотрел на Абу Кабила, затем отыскал взглядом Алию, которая предпочла заниматься костром вместе со стражами.

-- Они все-таки были неправы, -- еле слышно заметил он. -- Вы сильнее.

-- Это как посмотреть, -- отозвался ему Абу. Чуть смешавшись, Острон спросил Исана:

-- Твой брат... мне поджечь его тело?

-- Делай с ним все, что хочешь, -- сказал Исан. -- Я бы сжег его только для того, чтоб убедиться, что он и вправду умер.

-- Э, с такими ранами не живут, -- фыркнул Абу Кабил. -- Я отсек ему голову.

Лицо Острона потемнело, но нари ничего больше не сказал, молча поднялся и ушел. В душе Острон понимал, что это всего лишь привычный Исан, такой, каким они его давно уж успели узнать: даже если он и чувствовал бы что-то по отношению к своему младшему брату, он вряд ли дал волю эмоциям. Все-таки в нем поднялось сдавливаемое возмущение.

...Быть может, когда темный бог будет побежден, Исан станет... более человечным.

Тем временем белоглазый говорил Сунгаю и Абу:

-- Конечно, один на один шансы более равные. Ему меня теперь не вывести из строя так легко. Возможно, мы будем брать контроль по очереди, но, во всяком случае, он не сможет контролировать время постоянно.

-- Теперь следовало бы покончить с парнем, который вызывает ветер, -- заметил Абу. -- А если в следующий раз они догадаются напустить на нас сразу и его, и долгара?

-- Все-таки мне интересно, каким образом нахуда сумел противостоять долгару, -- пробормотал Исан, но Абу только пожал плечами и ничего не ответил. -- И ведь сила Асвада растет, вы заметили? А вместе с ней и сила всех его Одаренных. Чем дальше мы будем продвигаться на юг, тем все будет хуже.

-- Ты еще не передумал идти с нами, Исан? -- хмуро спросил его Сунгай.

Белоглазый помолчал.

-- Нет, -- потом сказал он.

Остаток вечера прошел тихо. Как будто смерть одного из них напугала врагов; Исан все еще чувствовал себя дурно, у него кружилась голова, но присутствия других слуг Асвада он не ощущал, о чем и сообщал Острону, то и дело спрашивавшему его. Острон спать не мог: он задремал однажды, но темный бог так невыносимо мерзко смеялся и говорил ему такие вещи, что Острон вскочил, как ошпаренный, и остаток ночи предпочел сидеть у костра, ежась и кутаясь в бурнус. Он снова обратил внимание на то, что Сафир о чем-то с вечера шушукалась с Лейлой; видеть это было почти странно, ведь они никогда не любили друг друга. Острон не понимал, что причина лежит на поверхности: Лейла отказалась от своих притязаний на него, и у нее не осталось поводов ненавидеть бывшую соперницу.