Все же натура Витале требовала от него хоть какой-нибудь мести; изыскивая малейшие лазейки для того, чтобы нанести свой удар, он стал втрижды против обычного бдителен и даже мнителен.
Он слышал разговоры между Кандиано и Дандоло, и хотя разговоры эти были очень смутными для его понимания и вроде бы ничего, кроме заумных философских идей, в себе не несли, все-таки можно было сделать определенные выводы. Потом, эта дружба между эксцентричным Кандиано и двумя братьями, которые чуть ли не каждый день бывали у него; наконец, смуглый плосконосый гигант Мераз, всюду следовавший за Кандиано, кажется, готовый выполнить любой приказ хозяина…
Тем утро Витале, ни о чем не сказав своей жене, — та еще, кажется, мирно почивала в собственной спальне, — собрался и отправился нанести визит человеку, которого, в общем-то, почти не знал, лишь был ему представлен на каком-то званом вечере.
Он заметно нервничал. Как это иногда бывает, от нервного напряжения что-то будто прояснилось у него в голове; некоторые другие события сложились воедино, добавившись к уже выстроенной схеме, и когда Камбьянико достиг места своего назначения, он уже даже мысленно составил свою грядущую речь.
Хозяин чрезвычайно богатого особняка встречал его в темном кабинете, заставленном книжными шкафами, а на стене над его письменным столом висела картина, на которой изображен был сам Арлен, указующий перстом, видимо, в сторону светлого будущего (так выходило, что перст его оказался направлен на входящих в помещение людей). Горящий взгляд пророка смутил Витале, едва не сбил его с толку, и еще больше того — скучающее выражение лица пожилого человека, сидевшего в огромном кожаном кресле.
— …А, — произнес тот, поднимая на гостя выцветшие широко расставленные глаза. — Витале Камбьянико, организатор и глава общества по защите прав бездушных, если не ошибаюсь?
— Да, это так, господин Зено, — отозвался Витале, — и я здесь по очень важному делу.
— Еще бы, вы вряд ли хотели видеть меня просто так. Садитесь, говорите.
Витале осторожно присел на краешек стула для посетителей и раскрыл рот, но начать сумел не сразу: все заготовленные слова в первый момент улетучились из его головы.
Потом он все-таки произнес следующую речь.
— Это действительно правда, что я организовал общество по защите бездушных, вдохновившись философским трудом господина Контарини. Но я и предположить не мог, что это общество, по существу своему в высшей степени мирное и стремящееся лишь к состраданию, привлечет к себе