— И что, это делает меня обезьяной? А впрочем, по сравнению с вами я действительно и есть обезьяна. Вот Малрудан выучил руосский за два дня, а мне понадобилось два почти года, чтобы осилить чужой язык.
— Не говори так, — она всплеснула руками. — Ты, может быть, другой, не такой, как мы, но это не делает тебя хуже или лучше. Ах!.. — она опустила голову. — Извини меня, пожалуйста, если я обидела тебя…
— Нет, что ты, — чуть растерялся и Леарза, поймал ее ладони. — Нисколько. Это я должен извиниться, я… слишком остро чувствую свою непохожесть на вас и часто срываюсь из-за этого… ведь я совершенно неуравновешенный человек, — он усмехнулся, — не умею держать свои эмоции при себе, как вы.
Уголки ее губ коротко дрогнули.
— Мне кажется, — тихо сказала Эннис, — пока ты сам придаешь этому такое значение, ты никогда до конца не привыкнешь к Кэрнану. Не поймешь нас, пока не попытаешься понять… ведь ты даже не пытаешься.
— Я-то не пытаюсь?
— Да. Ты уяснил себе, что мы держим свои эмоции при себе, заклеймил подобное поведение, как дурное, и в глубине души презираешь всех нас за это. Так?
— Что… нет, — нервно оскалился он. — Как я могу вас презирать. Ваша раса гораздо дальше моей ушла по пути развития, вы создаете машины, которые могут вести себя точь-в-точь как люди…
— Презираешь, — упрямо повторила Эннис.
Он скривился и отпустил ее руки; а она вдруг сама прянула к нему и мягко обхватила за шею, привлекла его к себе. Она была такая теплая, светлые длинные волосы лезли ему в лицо, мешая дышать, но Леарза совершенно растерялся от неожиданности и не сделал даже попытки убрать их, так и замер в нелепой позе, вдыхая запах ее духов.
Потом уже она сама отстранилась от него и покраснела, когда услышала чьи-то шаги; одинокий прохожий, какой-то старик, прошел мимо них и не взглянул на них, но Эннис резко отвернулась и закрыла лицо руками.
— Т-ты чего, — ошарашенно окликнул ее Леарза.
— У нас так не принято, — еле слышно пробормотала она, — но мне ужасно хотелось это сделать.
* * *
Это время перехода.
Тысячи лет тому назад именно в эти дни с севера к берегам Атойятль пришли первые переселенцы; они несли с собою веру в Человечество, веру в существование души.
Тысячи лет минули, но время Перехода по-прежнему празднуется на Анвине.
День выдался пасмурный, но сухой, и казалось, вся природа застыла: ни дуновения ветерка, ни крика птицы. Толпа на площади перед дворцом тоже стояла практически неподвижно, все одетые в простые платья, с непокрытыми головами, несмотря на весенний холод. Все ждали.
Ожидание распростерло свои безмолвные душащие пальцы над Тонгвой.