Лакс, она откровенно поиздевалась над ним, надев такое платье: спрятав все, и открыв взгляду именно то, от чего у него крышу уносило на хрен.

Какого черта она это сделала? Где она вообще в таком виде была, а главное — с кем?

На этом вопросе Стэнли Стэнфорда и порубило в фарш…

Шарлотта отказалась встретиться с ним на выходных под предлогом, что проведет их с родителями, а потом явилась на корабль с этим сосунком Джонсом, даже не соизволив переодеться. Соблазняя всех своими голыми ногами, руками, шеей и лицом богини.

В голову ударила горячая смесь ярости, обиды, неудовлетворенного желания, щедро приправленная ядом ревности.

Стэн впервые в жизни сорвался, позволив себе орать на экипаж. А суке Джонсу хотелось еще и голову открутить. Медленно. С толком и чувством.

Маленькая лгунья. С родителями она в оперу ходила. Как будто он не видел по следилке, установленной на ее флэтпаде, что она только одну ночь провела дома, а вторую — Бог знает где.

Гвоздя ломало и корежило от бессилия и злости. Хотелось схватить «Брайан» и разрядить в стену полную обойму. И кто знает, чем бы все закончилось, если бы Шарлотта не осадила его своим неповиновением.

Наглая. Какая же она наглая девица. И туфли спустила в утилизатор, как по носу щелкнула. На, мол — выкуси. Хорошо хоть платье не сняла, иначе до каюты она бы точно не дошла.

Мать ее. И какого черта он так завелся? Ведь Шарлотта права в своем протесте: они взрослые люди, ничего друг другу не обещали, ничего не должны, да и нет ничего между ними. Тогда почему же так режуще-хреново от одной мысли, что к ней прикасался кто-то другой? Неужели он безнадежно опоздал со своими чувствами?

Стэна мучила совесть за то, что повел себя как полный придурок, а Шарлотта отказалась с ним разговаривать. Может, и правильно делала. Слишком уж он невменяем был сегодня. Сначала придушить ее был готов, а потом, словно побитый пес, стоял у нее под дверью, сам не зная зачем.

Кто бы мог подумать, что успокоит Стэна бездушная машина. Все-таки в этом искусственном интеллекте было слишком много от Хока и Сал.

Святая Элис. Ее доклад о том, будто Шарлотта просила не говорить Стэну, что обижена на него, пролился как бальзам на его израненную душу. На тех, кто безразличен, не обижаются. Боль причиняют лишь те, кто по-настоящему дорог.

Надо было остыть, выпустить пар, а потом попросить прощения. И Гвоздь не придумал ничего лучше, чем вернуть Шарлотте уничтоженные по его вине туфли. Они так ей шли.

Лакс, да ей все шло: и прическа, и платье, и легкий макияж, и проснувшаяся женственность, окутавшая ее сияющим ореолом. Его замкнутый, нелюдимый Масик в один миг из серой птички превратился в прекрасного лебедя.