— Скажи… Скажи мне… — едва удерживаясь перед чертой падения в бесконечное море блаженства, умоляюще простонала я, цепляясь из последних сил за пылающий взгляд Стэна. Понимая меня без лишних слов, он сжал в ладонях мое лицо и, мощно толкаясь вперед, на выдохе произнес:
— Я люблю тебя…
Я рассыпалась на атомы. Умерла и воскресла. А потом улыбалась и шептала в теплую шею Стэна:
— Мой… Люблю…Жить без тебя не могу….
Обессиленные и счастливые, мы погрузились в обнаженную тишину, говорящую больше миллиона ненужных слов. И мне так спокойно и хорошо было лежать на груди любимого мужчины, прижиматься щекой к его влажной коже и слушать мощные удары его большого сердца. Они — моя колыбельная, мой негаснущий маяк, что больше никогда не даст заблудиться во тьме.
***
***Утром я проснулась не от звука собственного хронометра и не потому, что меня мучали бесконечные кошмары или тошнота, а из-за невыразимого ощущения неги, исходящей от ласковых рук Стэна, бережно укутавших меня в свое тепло. Вставать было лень. Тыкаясь носом в большое и такое родное тело мужчины, я тихо засопела, пытаясь надышаться его запахом.
Хочу пахнуть им весь день.
Мне на голову мгновенно опустилась широкая ладонь Стэнфорда, нежно пригладила мои спутанные волосы, и мужчина сонно проворчал:
— Спи, моя сладкая… Еще рано…
Я улыбнулась, тронула рукой подбородок Стэна, потом нежно поводила по его нижней губе, получив в ответ легкий поцелуй в подушечки пальцев.
— Мы проспим дежурство, — шепнула я, жалея, что приходится его будить.
— Нет никакого дежурства.
Стэн приоткрыл один глаз, подгреб меня к себе и выдохнул мне в макушку:
— Спи.
Сон почему-то сразу развеялся. Молча полежав почти минуту, я не выдержала и спросила:
— То есть как «нет никакого дежурства»? А вчера на построении: «Офицеры, довожу до вашего сведения, что с сегодняшнего дня штаб назначает дежурство на стрэйнджере даже тогда, когда он находится на базе.» — это что такое было? — дословно процитировала я выступление Стэнфорда.
Он закряхтел, заворочался, как большой и неуклюжий медведь, а потом приподнялся на локте и навис надо мной — такой восхитительно взъерошенный и слегка небритый.
— Это был гениальный план по твоему соблазнению.