Дед, обеспокоенный моим молчанием встал из-за стола и, пытливо вглядываясь в меня, велел:

— Рассказывай.

— Да нечего рассказывать, — махнула я рукой, — белиберда какая-то приснилась. Лучше скажи мне, деда, ты бабушку Марусю любил?

Брови Пахрома удивлённо взлетели вверх:

— Конечно, любил, иначе бы не женился. А почему спрашиваешь? Твой сон про бабку Марусю что ли был? — Проницательного деда не так-то легко было сбить с толку.

— Нет, не про неё. Просто всегда хотела узнать, почему ты уехал и бросил её и маму, когда та была ещё маленькая?

— Я их не бросал! — Возмущенно запротестовал Пахром, — я приезжал несколько раз в год твою маму навестить, пока она не вышла замуж за твоего отца. А Маруся… Она никогда не понимала моей тяги к путешествиям, невдомёк ей было, что я всё детство провёл в дороге и не привык так долго находиться на одном и том же месте. Грусть-тоска наваливалась с огромной силой, и хотя бы раз в год мне нужно было выехать куда-то подальше, чем до соседней ярмарки и проветриться. Я пробовал заливать это чувство вином, но становилось только хуже, поэтому рано или поздно я всё равно уезжал на довольно продолжительное время. Каждый раз Маруся ужасно злилась, и однажды во время очередных сборов поставила меня перед выбором: либо она и нормальная семья, либо мои скитания по дорогам, потому что больше она так жить не может, по нескольку месяцев дожидаясь меня и не зная вернусь ли вообще…

Я прикинул смогу ли жить как все в нашей деревне, без своих «скитаний по дорогам» и понял, что не смогу. Тогда Маруся вконец осерчала и выгнала меня, вереща на всю округу, что ничего другого от сына проклятой она и не ожидала, что права была её маменька, которая говорила, что Маруся хлебнёт со мной горя, потому что от проклятых и их детей ничего хорошего ждать не приходится… И много чего ещё кричала мне вслед, к месту и не к месту вспоминая мою мать…

Я тогда тоже разозлился не на шутку и несколько лет не появлялся в нашей деревеньке. Но потом остыл, понял, что всё ещё люблю твою непутёвую бабку, да и по дочке сильно соскучился и приехал посмотреть, как они живут. А тут оказалось, что моя Маруся уже вовсе не моя, что дружно живут они с вдовцом Афоней, и никому я кроме дочери не нужен. Но приехал я не зря: сильно болела Аришка в то время, никто не знал, что с ней и как лечить, и с каждым днём становилось всё хуже. Посмотрел я на неё и узнал болезнь. Редкая болезнь её настигла, у мамы Вероны, когда мы странствовали с ней, всего-то лишь двое таких больных попалось. Она то и научила меня в своё время, что надо делать. Только у Арины всё было очень запущено, уже почти совсем сгорела девчушка.