Рон кивнул.

В этот же день я выполнил своё обещание и отпустил всех солдат, захваченных в ущелье. Не веря своему счастью, те поспешно собрали выданные им припасы и быстро покинули лагерь, пока мы не передумали. Я велел нескольким кавалеристам проводить их и вернуться. Ушёл и Кроул, как только убедился, что я сдержал своё слово. Денег он так и не взял. Правда, мой жест вызвал бурю протеста со стороны Ауредия, который считал этот поступок идиотизмом.

— Я обещал, — устало повторил я.

— Да мало ли, что ты обещал!!!

— Уйди, — попросил я Ауредия. Кроме него ведь никто и не спорил. Даже Герхардт.

— Возможно, ты и не прав, но ты обещал, и ты не можешь нарушить своё слово, — заметил он мне тогда.

С трудом мне удалось отделаться от Ауредия. А на следующий день мы выступили в поход. Перейдя мост, подожгли его. Сожгли даже сваи, чтобы было трудней навести новый. Все запасы оружия, обнаруженного в лагере и не нужного нам, мы побросали в реку.

Стоя на берегу и глядя на пылающий мост, я только сейчас поверил, что мы действительно выбрались. Впереди у империи войск не было. Почти все боеспособные отряды отозвали, ещё когда мы вторглись сюда во главе с Ауредием. Спеша собрать силы для отпора, имперский командующий опустошил почти все гарнизоны, которым непосредственно не угрожали. Поэтому мы шли, не встречая никакого отпора. Мы проходили мимо богатых деревень и небольших городков, которые спешили открыть ворота перед нами, не рискуя оказать сопротивления. Я строжайше запретил грабежи и мародёрство. Пришлось даже повесить двоих рогнарских полковников, которые в одной из деревень слишком злоупотребили своими правами победителей. Ауредий сопротивлялся этому решению яростно, но я настоял на жёстком приговоре. Известие об этом вмиг распространилось по округе, и теперь люди знали, что за нужные нам вещи мы расплачиваемся, дисциплина в войске поддерживалась суровая, и не возникало никаких инцидентов. А если и случались, то разбирательство шло беспристрастно, и никакие заслуги не могли спасти негодяя, если его вина доказывалась.

— Не кажется ли тебе, что ты действуешь немного жёстко? — поинтересовался у меня Герхардт после казни двух рогнарских полковников. — Всё-таки они люди знатные.

— Плевать. Они убили дочь крестьянина, сначала поиздевались над ней, а потом убили. И лучше проявить жёсткость сейчас, чтобы все поняли, что перед законом все равны, чем пожинать плоды жалости потом.

— Я не говорю, что ты не прав, но ни Ауредий, ни рогнарские полковники тебе этого не простят. Ты ведь мог бы просто вызвать их на поединок.