— Это было бы то же убийство. У них не было шансов даже вдвоём.
— Именно, но зато ты не нажил бы столько врагов. Поединок чести — это понятно для всех и даже почётно, в отличие от петли.
— Именно, Герхардт. Именно. А я вовсе не хотел, чтобы они сохранили честь. Все должны понять, что преступник умрёт как преступник и никакого снисхождения к нему не будет. А что касается вражды Ауредия… переживу.
— Он очень влиятельная фигура при дворе.
— Плевать.
— А зря. Энинг, ты всё-таки большой максималист. Ты хочешь либо всё, либо ничего. Это не самое мудрое правило. Научись компромиссам.
— Может и научусь, со временем.
— Если доживёшь, — шёпотом заметил Герхардт, чтобы я не услышал. Но я услышал.
В последнее время, когда стало уже понятно, что мы спаслись, я постоянно ощущал какую-то непонятную усталость. Утром мне требовалось прилагать огромные усилия, чтобы встать, при этом от усталости я едва не падал. И это при том, что теперь мы двигались неспешно и хорошо отдыхали в пути. Даже дей-ча не помогало. Я едва не падал из седла. Конечно, я старался не показать вида, и, похоже, мне это удалось. Каждый день я заставлял себя беседовать с Угландом, который засыпал меня вопросами, касающимися этого похода. Похоже, он хотел знать даже мои мысли перед каждым боем. Утром я заставлял себя встать и одеться, потом так же заставлял заниматься необходимыми делами. Но с каждым разом делать это было всё сложнее и сложнее. Сложнее стало и скрывать своё состояние от окружающих. К счастью, поход уже подходил к концу, и через десять дней мы вышли к границе Рогнара.
— Ну вот и всё. Дошли. — Я, потеряв контроль над собой, всхлипнул и повалился из седла. Что-то тревожно закричал Герхардт. Ко мне бросилось несколько солдат. Сквозь них протолкался Святополк.
— Энинг, что с тобой? Ты слышишь меня? — Голос пробивался как сквозь вату.
— Слышу, — с трудом сказал я. — Слышу. Просто спать хочу. Устал очень. Вот посплю, и всё будет хорошо.
— Врача!
— Я врач. — Голоса путались, и я не мог различить, какой кому принадлежит. Кто-то щупал мой пульс, что-то ещё делал.
— Ясно.
— Что-нибудь серьёзное? — узнал я встревоженный голос Герхардта.
— Нервное истощение! Я мог бы догадаться и сразу! Я же видел… но он так держался, что ничего нельзя было заподозрить.
— Но от чего это?
— А что вы хотите? Он же ещё ребёнок! Похоже, он всю кампанию провёл на одних нервах. Боюсь, я даже представить не могу, чего она ему стоила!
— Но что делать, доктор?