— Мне нельзя напиваться.

— Это почему?

— Ты знаешь, почему. Если я слишком напьюсь, то что-нибудь наверняка начнётся ломаться — здания, деревья, невинные люди, и всё такое, — ответил я.

Чад фыркнул:

— Нет тут никаких зданий, а деревья эти недобро на меня таращатся уже не первый год. Всё, что с ними случится, они заслужили.

— Люди — есть, — отозвался я. — Если только я не начал опять разговаривать сам с собой.

Охотник раскупорил бутылку:

— Тут я вынужден с тобой согласиться. Люди здесь есть, но приличных людей — нет, а уж невинных — тем более, чёрт меня дери.

Я хмыкнул, затем принял из его рук бутылку, и сделал крупный глоток, пытаясь не закашляться.

— Это правда. — Я передал бутылку обратно, чтобы он мог ко мне присоединиться.

Мы некоторое время передавали бутылку туда-сюда, пока мир не стал смазываться по краям, а моя голова не начала слегка кружиться.

— А что случилось с Тирионом в тот день, в таверне? Когда я ушёл, всё шло к тому, что ты собирался напоить его в стельку, и бросить где-нибудь в канаве. Я не ждал, что он появится во дворце в Албамарле.

— Какую-то подлость тебе совершил, да?

Я кивнул:

— Можно и так сказать. В тот день много чего пошло наперекосяк. У меня было такое ощущение, будто ты меня подвёл.

— Ну, мне и самому немного стыдно. Я поил этого жестокого ублюдка до тех пор, пока он вроде не начал вырубаться, а он вдруг раз — встал и ушёл, трезвый как стёклышко! Никогда такого не видел, — признал егерь.

Тут я понял. Я и мечтать не мог использовать свои способности столь опасным образом, только не в пьяном виде — но Тирион, судя по всему, был не прочь рискнуть. «Он, наверное, вернул своё тело к трезвому состоянию, когда собрался уходить».

— Не кори себя, — утешил я его. — Я думаю, он жульничал.

— Ёбаные волшебники, — выругался Чад.