Сэт осмотрел его с ног до головы, изучая странную кожаную броню:

— Тебе это дорого обошлось.

Даниэл не потрудился это отрицать. Его взгляд соскользнул с Сэта, поймав Кэйт, наблюдавшую за ними из окна:

— Ага.

Сэт заметил его взгляд:

— Насчёт Кэйт, Даниэл, ты же знаешь, что прошли годы, прежде чем…

— Тпру! — с некоторым нажимом сказал Даниэл. Шагнув ближе, он поднял урку, и сжал плечо своего друга: — Меня не было, я и сейчас здесь на самом деле не останусь, и я никогда не был её владельцем. Если бы я выбирал кого-то, кому предоставить заботу о ней, то это был бы ты. Не проси у меня прощения, Сэт. Ты всегда делал мне только хорошее.

Сэт не ответил, решив вместо этого коротко обнять Даниэла.

Тут Кэйт открыла дверь:

— Еда остынет, если кое-кто сейчас же не пойдёт её есть.

Они зашли внутрь, и заняли свои места за столиком. Несколько мелочей изменились — коврик в передней, и два стула, но в остальном комната была прежней. Даниэла настиг запах жареной ягнятины, напомнив ему о голоде.

— Что-то ужасно хорошо пахнет, — заметил Даниэл.

— Ты просто не поверишь, насколько хороша стряпня Кэйт, — объявил Сэт.

Даниэл тихо засмеялся:

— Мой нос сообщает, что это недолго останется вопросом веры, доказательство уже здесь, перед нами.

— Приберегите лесть на потом, — уверенно сказала Кэйт. — После того, как вы поужинаете за моим столом, все остальные померкнут в сравнении.

— Она говорит будто в шутку, — прокомментировал Сэт, — но она не шутит. Брауны, Долтон и Фиона, откушали у нас прошлой весной, и с тех пор дают нам скидки, надеясь, что мы снова их пригласим.

Кэйт подмигнула ему, и передвинула блюдо с жареным мясом в сторону Даниэла. Тот не стал зря терять времени, наложив себе обильную порцию, прежде чем передать блюдо Сэту. Вскоре времени на беседы не осталось, когда они стали целеустремлённо есть.

Еда вызвала в Даниэле новую ностальгию. Мать Кэйт тоже была великолепным поваром, и он вспомнил ряд приятных трапез в доме Сэйеров. Еда его собственной матери была хороша, но менее близка к совершенству, и вечером первого дня его пребывания дома у матери не было времени приготовить что-то особое. Этот же ужин напомнил ему об одной из тех вещей из жизни цивилизованных людей, которой ему не хватало больше всего — о хорошей еде.

Ближе к концу трапезы он обнаружил, что водит куском хлеба по тарелке, пытаясь подобрать остатки подливки, прежде чем отдать тарелку. Закончив с этим, он уставился на само сервировочное блюдо. Мясо с него уже всё съели, но на нём ещё остались вкусные остатки прежде лежавшей там еды.