— Я не мог мыслить ясно, ты убил моего мальчика, а потом ещё и Эмили, — выпалил Ларри. — На моём месте кто угодно сделал бы то же самое.
— Я действительно убил Ронни, — сказал Даниэл, наклоняясь поближе, чтобы посмотреть мужчине в глаза. — Но он был злым ублюдком. Я застал его посреди попытки изнасилования, а до этого его приятели успели почти убить Сэта Толбёрна. Так что он получил по заслугам.
Не в силах более сдерживаться, Даниэл нанёс Ларри два крепких удара плетью, наслаждаясь звуком его криков.
— И Эмили! — закричал он. — Я поверить не могу, что ты осмеливаешься упоминать при мне её имя! Она сказала мне, как ты её «любил». Больной сукин сын.
Он снова стал охаживать плетью беспомощного мужчину, тот снова завыл.
— Если она убила себя, то только для того, чтобы избавиться от тебя!
— Я её никогда не трогал! — воскликнул Ларри, отклоняясь то назад, то вперёд, изо всех сил пытаясь избежать жестокого касания плети.
— Не лги мне, чудовище, иначе я не остановлюсь, пока ты не умрёшь, — холодно сказал Даниэл.
Он в любом случае намеревался убить Банкса, но предпочитал, чтобы тот до самого конца на что-то надеялся. Эмили никогда не говорила ему напрямую о том, что делал её отец, но у Даниэла было достаточно хорошее воображение, и он знал, что она отца люто ненавидела. Что бы он ни сделал, это наверняка было довольно ужасно. Ронни, вероятно, получился таким плохим по схожим причинам.
«Боль, жестокость, ненависть, пытки… они побуждают и воспитывают зло», — подумал он. «Они губят сердце и очерняют душу. Для меня, может, уже слишком поздно, но, по крайней мере, я могу позаботиться о том, чтобы этот больной ублюдок никому больше не причинил вреда».
Он знал, что сам стал тем самым злом, за которое наказывал, но больше не верил в надежду. Даниэл полностью сдался. Он пытал человека, даже пока тот кричал и умолял, сознаваясь в преступлениях против своей семьи и прося пощады.
Даниэл был так поглощён своим неистовством, что почти не заметил бегущую к нему маленькую фигуру. Его разум предупредил его в последний миг, и Даниэл изогнулся, вскинув второй щит, оттолкнувший нападавшего. Силовые клинки инстинктивно появились вокруг его рук, и он нанёс вниз рубящий удар, чтобы располовинить обидчика. Мозг Даниэла почти что слишком поздно осознал, что он видит, и Даниэл замер до того, как удар достиг цели — клинок его правой руки был в считанных дюймах от лица маленькой девочки.
На него уставились голубые глаза, обрамлённые растрёпанными тёмными волосами. У девочки были его глаза, хотя что-то в её чертах напоминало ему об Эмили. Её лицо было красным и грязным, с дорожками от слёз. Она что-то кричала, его разум запоздало вспомнил эти звуки, и разобрал их: несясь на него, она вопила «Не трожь моего папу!».