— Сам принимай решения, сын. Помни.

Тирион кивнул в знак понимания, и пустил лошадь вскачь. Ещё минута, и они увидели бы, как он плачет. Он хотел оставить им о себе отнюдь не такую память.

«Вместо этого они будут помнить тебя как жестокого психопата, который угрожал всему городу, и запытал несколько человек. От того, что ты не заплакал у них на глазах, их впечатление о тебе определённо улучшилось».

— Заткнись, — сказал он себе, когда выехал за пределы слышимости.

Тирион следовал по тропе, служившей дорогой между домом Тэнников и городом. Она была едва ли больше пары вырытых в грязи борозд. Тропа петляла по покатому полю, опускавшемуся к реке, где тропа пересекала её, направляясь к дому Кэйт. Тирион собирался свернуть, когда достигнет реки, следуя по шедшей вдоль неё менее крупной звериной тропе, ведущей к менее холмистой местности, где начинались глубокие леса. У поворота его ждала женщина.

«Надо было догадаться, что она захочет поговорить напоследок».

Магический взор предупредил его о её присутствии задолго до того, как он появился в её поле зрения, и Тирион подумал было её объехать. Это будет неудобно, и замедлит его продвижение, но если он решит обогнуть эту местность, то она об этом и не догадается, по крайней мере, пока не станет слишком поздно.

«Тирион проскользнул бы мимо, чтобы избежать эмоционального расставания», — сказал он себе.

Лошадь продолжила спокойно шагать, пока внутри него кипела яростная борьба. То, что Кэйт была одна, делу не помогало. Он всё ещё спорил с собой, когда она показалась ему на глаза.

— Я так и думала, что ты попытаешься уехать, не попрощавшись, — сказала Катрин Сэйер, выйдя на тропу, и преградив лошади путь. Свои волосы она оставила несобранными, и теперь они колыхались вокруг неё, цепляемые бризом и подсвечиваемые солнцем. Они окутывали её подобно живому огню, прекрасному и находящемуся в постоянном движении.

«Она сделала это намеренно», — заметил он. «До этого волосы она всё время заплетала». Как и ожидалось, Кэйт прибегла к нечестным приёмам.

— Ты правильно думала, — сказал он.

Обойдя его лошадь с левой стороны, она встала у стремени:

— Значит, ты едешь умирать, и при этом искренне считал, что будет лучше, если ты не станешь видеться со мной в последний раз?

В её ауре появился намёк на зарождающееся насилие, но Даниэл давно привык закрываться щитом, даже когда в этом не было необходимости. Если она всё-таки решит размозжить ему голову камнем или что-то подобное, то он был весьма уверен, что, наверное, выживет.

— Я не принёс тебе ни одного счастливого мига, Кат, — ответил он. — Как бы трудно это ни было, лучшее, что я могу сделать — попытаться не сделать твою жизнь ещё хуже.