Оставалась лишь мастерская.

Инструмент.

Руки мистера Эшби, которые держали его умело. И его работа…

— И что он делал? — Томас перебил воспоминания, испортив их напрочь.

— Не знаю.

— В каком смысле? — он даже остановился. — Ты же говоришь, что смотрела.

— Смотрела, — я коснулась двери, которая потемнела и слегка разбухла, и теперь входила в коробку туго. Тут и замка не надо, плечо вывернуть можно, открывая. — Но… он как-то всегда начинал только. Я не разу не видела, чтобы он довел дело до конца. Просто в какой-то момент статуя вдруг исчезала, а появлялся новый кусок дерева.

— Статуя?

— Это походило на статуи. По-моему, — я дернула ручку, но дверь даже не шелохнулась. — Давай ты.

А то и вправду, что силы тратить, если можно дело перепоручить.

— А если сломаю? — Томас смотрел на дверь с явным сомнением.

— Не сломаешь. Она крепкая. Там… знаешь, такие, вроде болванов больших… то есть, иногда я вроде угадывала, что будет тело. Или не тело, а голова? Такая, не круглая, а…

Я показала руками.

Сложно.

Детское восприятие многое искажает. И сейчас я отчаянно перебирала ту память, которая еще недавно казалась мне незыблемой. Но ничего не находила.

Были… какие-то куски дерева. Большие и маленькие. Узкие. Длинные. Короткие. Помню, коробку с деревянными шарами, которые мне разрешалось полировать.

Он сам поручил.

Потом на шары ставилась разметка и тогда их уже нельзя было трогать.

Томас дернул дверь. Потом дернул сильнее и еще сильнее, и подумалось, что с таким энтузиазмом он ее и вправду вырвет. Но нет, она открылась с протяжным скрипом, который заставил поморщиться.

Я щелкнула выключателем и зажмурилась. Здесь всегда было много света. Пять стеклянных колб свисали с потолка, каждая на своем шнуре. Еще с полдюжины ламп прятались по углам. Они были сделаны по особому заказу и гнулись во все стороны.