Ему не просто не нравилось это место. Оно вызывало неясную тревогу и злость. И желание не то бежать, не то драться.

— Кто здесь жил? — вопрос он задал, почувствовав приближение человека.

И ведь ступал шериф бесшумно, сразу охотника видать, вот только дичью Лука был на редкость неудобной.

— Егеря… в основном. Первого, если верить легенде, Эшби привел. Или привез? — шериф на дом смотрел равнодушно. Не видел в нем ничего-то необычного.

Лука с подобным сталкивался.

Люди ко всему привыкают, даже к темным, перекошенным домам. Или таким же душам, которые порой обретались в зданиях светлых, где, казалось, не место злу. Люди учатся не обращать внимание на странности, и потом вполне искренне удивляются собственной слепоте.

И этот из таких.

Или из других? Из тех, кто достаточно умен, чтобы понять, когда чужая странность становится опасной, но по каким-то, одному ему ведомым причинам, он не станет говорить. Или мешать. Или делать хоть что-то, что выдаст его знание. Потом, когда правда о странностях соседа выходит наружу, они искренне делают вид, что удивлены, что не ждали ничего-то подобного, что…

— Дом тут специально построили, чтоб от людей подальше. Это сейчас город разросся, а тогда лес стоял, да… и пустыня начиналась дальше. Много дальше. Раньше тут и конюшни имелись. Сарай. Скотину держали какую-никакую. Дерри сказывал.

— Кто такой Дерри?

— Егерь. Был. Пару лет, как помер… — шериф размашисто перекрестился и жест этого его показался вполне искренним. — Рак. Долго держался. Уну выучить хотел. Выучил.

— А где эта ваша…

— Кто ж знает, — шериф упер приклад ружья, которое он таскал с собой повсюду, в землю. — Может, у драконов. Может, еще где. Я ей не сторож.

А вот теперь лжет.

Знает он, где эта девица шляется, но не считает нужным говорить. Он, конечно, понимает, что и Лука, и другие приехали не в бирюльки играть, что дело серьезное, но все одно считает их чужаками. А своих надо защищать.

Даже когда защищать не надо.

— Явится. Никуда не денется.

— А не боитесь?

— Чего?

— Мало ли, — Лука все же подошел к дому. И камни заскрипели под его тяжестью. — Вдруг да прибьют.