Могущество этой вещи было велико, но оказалось подпорченным последним случаем. Когда неверный возлюбленный уже собирался ударить девушку кинжалом, она обернулась – и в секунду поняла его намерения. И со словами «Для тебя – что угодно, милый» – всадила лезвие в грудь сама, не испытывая ни злости, ни ужаса, ни досады на предателя.
Не зная, что этим же клинком он прервет и свой жизненный путь через два года: не сможет каждый раз видеть во сне ее любящие глаза.
Берцедер ласково погладил вещь, которая из-за двух глупых юнцов могла утратить свое предназначение. Кровь этого двойного самоубийства лишала клинок половины прелести.
– Его нужно пробудить, – сказал он, поднимая взгляд.
Морозящий Дракон наблюдал за ним с одобрением.
– Верно, – сказал он. – Ты пробудишь его. Не хочу отдавать эту честь никому иному.
И он чуть повернул голову в сторону Ясписа, который уже дослушал истории ракушки и теперь с некоторым испугом изучал Морозящего Дракона.
Берцедер целых три секунды непонимающе смотрел на белую головку мальчика, потом еще две – на заманчиво-холодное лезвие клинка.
Яспис был последним из его сыновей. Кокон изжил плотские инстинкты в последние столетия, так что думал никогда больше не иметь детей, но мать Ясписа хотела подарить своему учителю именно невинность, а подарила еще и сына с необычайным даром к артемагии, и теплый комочек стал его единственной слабостью, за которую он себя чуть ли не разорвать был готов. Зарекался – и все-таки допускал мальчишку в свой кабинет, отбирал вещи с самыми интересными историями – побаловать. Думал, что наследник…
Пять секунд – непозволительно большое время для раздумий.
– Яспис, – выговорил Берцедер твердо, – подойди.
Мальчик подошел беспрекословно – в Ниртинэ вообще всё выполнялось именно так. Вот только обычно в Ниртинэ не смотрели тебе в самую душу глазами, напоминающими чистые родники в летний день – от этого Ясписа так и не удалось отучить, хотя Берцедер все собирался.
Вот и отучу, – мелькнула мысль, пока он стискивал рукоять кинжала. Он только человек. Хрупкий. Недолговечный. Это легко.
Он не заставил мальчика повернуться спиной перед ударом – хотел видеть, как отразится осознание предательства в глазах, чтобы пробуждение Каинова Ножа было настоящим. И, после короткого свиста лезвия (вскрика не было, Яспис только губы приоткрыл), глядя как темнеют и умирают родниковые глаза на лице, – Берцедер почувствовал себя гораздо лучше.
Давно нужно было это сделать. Избавиться от последней слабости.
Клинок сверкал в его руке алым и был пробужден, а значит – совершенен.