– «Буре не сделать камень немертвым, даже если это буря извне», – прочитал Нольдиус в самом начале этой страницы. – Разве не удивительно Скриптор: страница почти пустая, в такие-то времена… Может, будущее еще не определилось?

Внизу страницы была еще одна надпись – и тоже исключительно лаконичная, совсем не в духе Прорицательницы.

Нынче день, когда закатится солнце.

Нольдиус запустил крепкую пятерню в волосы, его прическа была испорчена еще со дня казни Ястанира, и он, похоже, махнул на нее рукой.

– Закатится солнце, – повторил он. – Говоря откровенно, Скриптор, я не силен в толковании предсказаний, возможно, потому что эти толкования бывают крайне неоднозначными… но даже мне трудно истолковать это оптимистично. Впрочем, с другой стороны – ведь солнце закатывается каждый день? И этот будет не исключением, так что ничего плохого, кажется, это изречение не сулит. В конечном счете ведь главное не то, что солнце закатится, а то, что каждый раз оно поднимается заново?

Отличник выпалил это нервной скороговоркой и оглянулся на Скриптора.

Теорик стоял в двух шагах с таким выражением лица, как будто ему было чрезвычайно жаль Нольдиуса. И Мелиту заодно. И себя, конечно. И, кажется, еще кого-то, о ком было сделано это предсказание – уж Скриптор-то всю жизнь возился со словами и мог разобрать в них нужный смысл.

* * *

Голоса в коридорах звучали все реже, но перекликались отчаянно. Даже сюда долетали известия о том, что враг в нескольких часах ходьбы. Рассветные лучи понемногу начали прокрадываться в кабинет, через плотные стекла…

Скрипнула дверь – без стука. Бестия рывком подняла голову от сложенных рук.

– Что там? Рати или все-таки Ковальски?

– Уж лучше бы этот холдонов иномирец, – проскрипел Гробовщик. – Нехорошие вести, Фелла.

Голос у него был вполне серьезный – не приторный яд и не стариковское бурчание, которое от Локсо можно было слышать обычно.

– Четверть часа назад в Одонар пожаловал Синий Магистр. С вот этой штуковиной, - он выложил клинок на стол Пятого Пажа. Бестия протянула руку – и остановилась с точно такой же гримасой омерзения, какой исказилось лицо Фрикса.

– Каинов Нож, – сказала она.

– А теперь угадай, кому предназначался удар.