Пока.

— Я устала, — матушка поднимается первой. — Если бы ты знала, дорогая, как тяжело мне приходится… одной… будь ты хорошей дочерью, никогда бы не оставила мать…

…она сама нас выгнала.

Но я склоняю голову: сейчас не время спорить. И возвращаюсь в комнату.

Ждать.

Служанка приносит воду для омовения. И долго, пристально разглядывает комнату. Взгляд ее то и дело останавливается на окне. А после того, как она уходит, я касаюсь ставен. Так и есть, не заперты, и вообще, тонкая рама держится на честном слове. Чуть нажми, и выпадет…

— Здесь и вправду много мертвецов, — мальчишка входит сквозь стену и осматривается. — А она злая… на тебя злая… и на колдуна… она говорит, что заставит его кровью кашлять, если он не поможет… а он говорит, что она сама все решила и помощь не нужна… и… еще сказал, что с него хватит. Он не хочет больше убивать людей. И она может заставить его умереть в муках, но он лишь вернется к своему повелителю…

Мальчишка замер, прислушиваясь к чему-то.

— Та женщина совсем глупая… нельзя убивать колдуна, тем более такого… он же проклянет. А проклятье мертвого колдуна ни один живой не снимет… но ты не спи.

— Не буду.

Я все же присела.

И мальчишка опустился рядом. Я ощущала его присутствие и отнюдь не как призрака. Холод только если что… а так, казалось, если коснусь, то…

— Тебе еще рано уходить, — он вытащил из уха червяка и раздавил его пальцами. — Здесь много крови… и много силы… она совсем глупая… чужой кровью долго жить не будешь.

Он вздохнул.

И Араши вздрогнула. Поежилась. Побледнела. Одно дело живые, живых она не боялась, а вот мертвецы — это совсем другое. Она не видела его, но…

Чувствовала?

И кажется, куда лучше, чем колдун.

— Воины, — произнес мальчишка, — стоят на краю… они живут рядом с гранью, а потому слышат больше, чем обычные люди… они не зрячие, но уже и не слепые. Скажи ей, что бояться нечего.

Я передала слова.

Араши же вскинулась.