Преодолев широкий пролив, мы вошли в Мексиканский Залив — и острова сразу же исчезли. Как позже рассказывал мистер Бергенс, ночью мы простояли у побережья Гаваны и запаслись продуктами перед долгим плаванием без причалов. Я сперва сомневалась, что Мексиканский Залив лишён островов — карта имеет огромный масштаб, и маленькие атоллы могут быть слишком малы для обозначения на ней, но к удивлению, моё мнение оказалось ошибочным: суша перестала встречаться на пути. Временами просидишь на пушке полдня, и ни одной земли вдалеке не мелькнёт. Разве что маленькие отмели встречались на первой половине пути — потом и вовсе исчезли. Куда не повернёшься — везде одно и то же. Вода, вода, вода. Её глубокий тёмно-синий свет сообщал о том, какая глубина разверзлась под нами. Так продолжалось уже который день, и справедливый страх касался разума: когда на сотни километров вокруг тебя ни единой души, ни единого источника пресной воды и пищи, невольно содрогнёшься: если шторм решит утопить хилую шхуну, никакое волшебство не доставит тебя до берега. Однако шторма не предвиделось: ветер утихал, а иногда и вовсе не подавал признаков жизни, отчего судно ползло как умирающая черепаха.

Ночь опустила подол на море. Не спалось. Я вывалилась на палубу под ночной пронизывающий холод и обомлела. Вокруг была чернота. Такая плотная и густая, что казалось, за неё можно ухватиться. Звёзды не разукрасили небо привычным узором, и даже луна пряталась от глаз в невидимых тучах. Воздух был холоден, резок и чист, резал по лёгким при каждом вдохе. И никакого шума, никаких звуков. Первым впечатлением было, что какой-то великан огромной рукой переставил кораблик с моря в мёртвую пустыню. Или, что я оглохла. Последняя догадка не оправдалась: вахтенные негромко разговаривали, пытаясь раскурить отсыревший табак на главной палубе. Я прошла мимо фальшборта, пытаясь уловить малейший плеск у подножия бортов. На корме было лучше видно — фонари слегка разбавляли мрак, и жёлтый свет лежал на квартердеке. Внизу не было никаких движений: казалось, что корабль увяз в бескрайнем болоте из желе — вода застыла гладким зеркалом, и ни единого порыва ветерка не трогало их. Взгляд непроизвольно всполз к реям. Они скрывались в полной тьме, а фонарный свет долетал только до шкаторин — но и при виде их не возникло сомнений, что паруса безжизненно висят. Я продрогла и поёжилась — но не только от холода. Было здесь ещё что-то на уровне женской интуиции, непроглядная тьма вкупе с абсолютным безветрием вселяли уверенность в приближении неладного.