Я похлопала глазами, издала неоднозначное «Хмм…» и откинулась на подушку. Опять что-то задумал, но ни черта не объяснил, зараза! Ишь ты! Марихуана… в наркоторговцы, что ли, подался? Или решил отправить ром в отставку и заменить его чем-то более «весёленьким»?

В густеющих сумерках выходить на берег решительно не хотелось, и я ворочалась в скрипучей койке. Выходка Джека так некстати спугнула сон, и я молчаливо пялилась в потолок, гадая о том, что бы могло значить произошедшее нечто.

После окончания столь тяжёлого пути за Амулетом, страх перед неизвестностью перестал досаждать, и я знала: теперь, когда время расставило все точки над «i», и мы можем не думать о том, что нам в спину дышат Стивенсы и Тёрнеры, нам любые преграды по плечу. И утра вечера всегда мудренее.

Дым душил, выдавливал воздух и слёзы. В потоках адского огня я судорожно искала взглядом Джека. Несколько матросов с трудом тащили к выходу из помещения сейф.

— Нашёл время разлечься, — возмутился Воробей в адрес Гектора, поскользнувшегося на раздавленной горсти винограда. — Ну если захотел отдохнуть, то милости просим! Благодарю, что отдал свою долю нам.

— Помог бы, мерзавец!

Я судорожно хватанула воздух ртом, приметив прямо над головой Джека кирпич, выбивающийся из кладки — и резко срывающийся вниз.

— Нет! — я толкнула Воробья плечом и тут же получила тяжёлый удар кирпича о голову. Мир поплыл, растворяясь в огненных красках. Треск пламени затихал и постепенно сошёл на нет. Вместо него над ухом пикали больничные приборы. В глаза бросился светлый потолок и множество людей в белых халатах, восторгающихся по поводу того, что «Ковалёва вышла из комы». Собственный вопль отчаяния потонул в озабоченных голосах, и мир завертелся, постепенно превращаясь в темноту.

Я открыла глаза и тяжело выдохнула, едва взгляд упёрся в знакомую, продырявленную ядром стену капитанской каюты. Только удалось забыть о странных видениях, как они о себе напомнили. Теперь, когда мне больше не приходилось каждую минуту бороться за свою жизнь, эта проблема стала весомой и точно не подлежащей игнорированию. И я, во что бы то ни стало, должна выяснить, что это значит.

На палубе что-то скрипело. Потом раздался глухой удар, будто что-то с размаху врезалось в доски — и поток возмущений, будто кого-то отчитывали. А когда снаружи донеслось раздражённое «… спускай уже в трюм!», я решительно поднялась: сперва выяснить надо, что творится за переборкой.

Палуба меня встретила весёлыми звуками прибрежного города. Звон снастей, рынды и множества голосов сплетались с шумным рокотом воды, которая разбивалась солёными каплями о подножие причала. Джек стоял у трапа и общался с каким-то маленьким, полным человеком, солидно покуривающим трубку. Вскоре они пожали друг другу руки, и Воробей подписал какой-то документ, после чего незнакомец убрал бумагу во внутренний карман и быстро удалился. Джек повернулся на каблуках и зашагал к мостику, сверкая довольнейшей улыбкой: