— Каждому в этом мире дан свой урок по силам его… — как бы услышав мои мысли, тихо сказала Купава. — Просто человеки не всегда осознают свои силы…
Я ей не ответил и тронул жеребца с места. Кикимора бы вас подрала, философы хреновы…
Где-то через версту под копытами лошадей явственно захлюпало, снега уже почти не встречалось, вместо него стали попадаться небольшие болотца в обрамлении пышной, порой очень причудливой растительности. Лошадки никаких признаков беспокойства не выказывали, даже когда нам дорогу перебежал болотный носопыр — довольно угрожающего вида и размера ящер, очень напоминающий своим видом крокодила из моего прошлого мира, только с рогами на кончике морды. А мы и подавно держали свои чувства в узде.
А потом вступили в туман…
Солнце исчезло, сменившись кровавым свечением на небе, окрашивающим все вокруг в бордовые тона, придавая окружающим нас пейзажам страшный и зловещий вид. И холод; всю мою сущность заполонил дикий холод, заставляя сильнее стискивать зубы, сдерживая предательскую дрожь. Мертвая земля, мертвые деревья и мертвое небо: казалось, ничему живому нет места на границе Топей. Хотелось пришпорить жеребца и скорее выскочить из этих страшных мест, но дикими усилиями я сдерживал себя, помня слова Купавы.
— Жалкий человечишка! — неожиданно прогремел в голове чей-то зловещий голос. — Думаешь, ты сможешь прожить свою жизнь второй раз?! Как бы не так…
Я невольно бросил взгляд по сторонам. Впереди, застыв в седле, как истукан, мерно трусит Купава, слева ряды виселиц с покачивающимися на них обглоданными иссохшими костяками, справа… Справа на источенной временем скале сидит какое-то существо, практически неразличимое за огненным сиянием.
Амулет вспыхнул нестерпимым жаром: мне даже показалось, что запахло паленой кожей…
Стараясь не смотреть на сияние, я сорвал с шеи шарф и затолкал его под пылающую подвеску, стараясь хоть как-нибудь спастись от дикой боли.
— Пошел в задницу, урод, мать твою…
— Ты чудовище, и навсегда останешься чудовищем… — рычал голос. — Такой же, как мы, и никогда не станешь другим…
— Мне похрену… — я сплюнул на потрескавшуюся землю.
Купава неожиданно повернулась, и я с ужасом уставился на лицо древней старухи под шлемом. Девушка осклабилась, обнажая редкие кривые зубы, и задала вопрос хриплым надтреснутым голосом:
— Нравлюсь тебе?
— Пошла ты… — с трудом выплюнул я слова и опустил взгляд. — Все вы пошли…
Старуха глумливо захохотала и послала мне воздушный поцелуй. Да что же это такое… Голова совершенно ясная, полностью контролирую себя, но все остальное… Да когда же это закончится?