— Нахера ты его вообще доставал? — жаловался Хапун.

— Да нужно было перебрать, суку такую. Течёт потому, как школьница на Михасо.

— На чего?

— Смазливый мальчуган такой, тоненьким голосочком песни поёт и его, блять, все бабы любят почему-то, — фыркнул Махмет.

В ангаре вскоре стало темно. Свет не включали. Вся накопленная за день энергия шла на поддержание работоспособности компьютера в кабинете Гридия, потому ангар оставался всегда в полумраке. Сейчас же свет давала лишь коптящая керосиновая лампа, висящая на стене.

В дальнем углу, около небольшой двери, подальше от машин и бронетехники стояло несколько коек. Спали здесь обычно двое: Махмет и Хапун. Коек было больше и Ворон всё порывался устроить лазарет, но почему-то всё никак. Наверное, как всегда в армии, много безумия, никак не подчинявшегося здравому смыслу, которое мешало лечить больных.

Лёг Махмет поздно, укрывшись старым вонючим одеялом. Долго ворочался, не мог уснуть. Вскоре захрапел Хапун и стало совсем тяжело. Сон не шёл, мысли крутились где-то вокруг того дебилизма, который был сейчас. Всё не так, всё плохо, а о них, о тех, кто содержал эту крепость, никто и не думает. Гридий вообще ни о чём не думает. Тут даже не в армии, тут словно в тюрьме.

Махмет потрогал вживлённую в шею взрывчатку.

И чем он заслужил из инженера престижной авиационной промышленности стать тем, кем он есть сейчас? Может стоило меньше пить? Может нужно было меньше жаловаться на жизнь?

Да нет, бред какой-то.

Это просто проделки Аэти, всё это тупая сука Аэти виновата. И демоны, которые ей служат. А Гридий служит бабе демону, ну так выходит, что он прислуживает Аэти. Нет, он же говорил, что он против демонов. Так всё-таки значит его тоже наказали. Вот теперь всё сходится!

Махмет прям сел в кровати. Почему он раньше об этом не подумал? Может быть Гридий просто не знает, против кого сражается, потому держит всех, в том числе Махмета, под контролем? Он-то, Махмет, знает, кто виноват! Может после этого он станет ценным?

Откинувшись обратно на набитую поролоном подушку, он провалился в сон. Он ворочался с бока на бок. Думал то о Сеамни, то о своей незавидной доле, то о предстоящем дне, то о том, что у него колено ноет. Он услышал отдалённые хлопки, будто кто-то выбивает ковёр. Странно, нет у нас здесь ковров.

А потом дверь вдруг открылась и в ангар вошёл Ворон. Он кряхтел, ругался и тащил на себе Артиуна. В свете керосиновой лампы Артиун казался бледнее смерти.

— Ты можешь стоять ровно, тварь? Ты тяжёлый! — причитал обычно весёлый медик.

Артиун рычал и ничего не говорил.