— Я поняла вас. Только давайте откровенность за откровенность?

— Выдвигайте ваши условия, — айн развел руками.

— Я отвечаю на любые ваши вопросы, в свою очередь, вы делаете все, чтобы найти ответы на мои.

Стул коротко скрипнул, ножки неприятно царапнули полированные доски пола, заставив Марику вздрогнуть. Его преподобие не спеша поднялся и подошел к алтарному столику у восточной стены комнаты и, бережно обхватив ладонями бока священной чаши, молвил:

— Мое слово.

— Мое слово, — кубков Ранье, конечно же, не касался, но приложил ладонь к груди, там, где вместе с сердцем бился источник.

Айн вернулся к столу, а девушка все молчала, но не от недоверия, а видно смутившись, не зная с чего начать. Ранье в нетерпении аж подался вперед и смотрел во все глаза на барышню, смущая еще больше.

— Даже не знаю, с чего начать…

— Может быть, с сути претензий сельского храмовника? — забавно было наблюдать скисшую физиономию Ранье. — Это сейчас в приоритете, да и стулья тут неудобные рассиживаться… Не стулья, а катастрофа! Мне кажется, гостеприимные стены обители все же не могут заменить домашнего уюта, а долгие разговоры я предпочитаю вести, сидя в мягком кресле, простите маленькую слабость. Извольте принять приглашение. Сударыня, мэтр?

— К шести я должен отчитаться в департаменте, но после в вашем распоряжении.

— Вот и отлично, а барышню я сопровожу сам. И доктора навестим. Итак, мадемуазель, сознавайтесь, что натворили.

Получив короткую отсрочку, Марика почувствовала себя увереннее.

— Наверное, стоит начать с того, как я появилась в Пинье… Языком не владела, работать толком не умела — больше обуза, чем работник, но в деревне сжалились и оставили меня батрачкой в доме Октава-пекаря, — господи Бошан ободряюще улыбнулся, и девушка продолжила свой рассказ. — Хозяйка моя, госпожа Агаста, была женщиной в целом доброй. А еще городской — бывшая гувернантка. Выскочила замуж молоденькой за преуспевающего коммерсанта, помогала мужу в лавке, жила-не тужила, пока не погорели они на грабительском займе. Нарвались на мошенников. Вот и пришлось все продать в счет долгов и уехать в старый дом родителей. Она была чуть ли не единственной грамотной женщиной на всю Пинью и со скуки учила меня анселе. Как-то раз заметила, что я черчу на песке и повторяю новые слова… По-своему, конечно. Мне так удобнее было запоминать. Мадам тогда так обрадовалась, достала свои книги… Все вздыхала, кому это учение в деревне-то нужно… Господину Октаву это не понравилось, долго еще ворчал, но жену он любил, и закрывал глаза на наше «баловство».