— Благодарю, — мирно сказал Клебер и попытался мне улыбнуться. — Извините, госпожа Марика, что мы расстраиваем вас некрасивыми перебранками. Ваше преподобие, — он тяжело вздохнул, подбирая слова. — Даже если опустить всю предысторию… Меня угнетает не возможность получить очередную дырку в спине или потребность смириться и «поскучать»… Это назначение… Это фикция. Оно мое не по праву, не по заслугам. И это всем очевидно. Ноль субординации и уважения. Да я со стыда сгорю перед отцом! Прямой как штык господин Де Санж просил меня продержаться хотя бы четыре месяца до предположительного момента окончания следствия над Д'Апре.
— Я не думаю, что обер-полицмейстер имел в виду вашу неспособность к административной и аналитической работе, — преободрился айн. — Вы слишком молоды, но это лечится. Не растеряли еще тяги к приключениям. С вашим авантюрным складом характера назначение может видеться несвоевременным, но раз уж вы сами понимаете — все будет хорошо.
— Как я люблю это ваше «все будет хорошо», господин Бошан. — засмеялась я. — Сразу верится. Ну, а вы? Вы не растеряли тяги к приключениям?
— Я ими сыт по горло, милая моя. Но надо мной не висит угроза быть убитым в подворотне.
— А почему непременно должно случиться убийство? — мысль вырвалась наружу прежде, чем я подумала о последствиях.
Марика, никто не спрашивал твоего мнения, не лезь со своими непрошеными советами.
Но вечные женские добродетели, молчание, скромность и благоразумие, сегодня взяли выходной.
— Вот посудите: что если ваша смерть станет чем-то невыгодным? Им на руку недоверие к полиции? Станьте национальным героем! Громкой, одиозной фигурой, как этот… — я потянулась за газетой в корзине, — … Хальц. И тогда ваша кончина, даже от коклюша, будет народной трагедией.
— Рука на перевязи, лицо расцарапано, изящная бледность и готово, — полушутя, полусерьезно заметил айн. — Ареол паладина, рыцаря справедливости сияет ярче новомодной электрической лампочки. Знаете, образ страдальца…
— Я не хочу играть страдальца!
— Нееет, — перебила я, ведь «Остапа несло». — Нужен образ мученика за правду, он всегда хорошо работает. Спас нежно любимого Директора, раскрыл преступления серийного маньяка и грязное дело аристократов, еще и живым остался — да вас нельзя будет тронуть! Ни политически, ни физически.
— Сударыня, вам надо книжки писать… Так фантазируете… Если меня таки убьют — смело издавайте мою биографию.
— Нет, — обиделась я. — Мы нарисуем ваш светлый лик на знаменах и с этим точно победим!
Пыл вдохновения начал утихать. Так и знала, надо было молчать и не лезть. В этом мире место женщины вполне определенное, а ты за всеми этими приключениями и забыла.