Лорд расхохотался, но тотчас насупился:

– Ты уже три месяца страдаешь ерундой, и этот свиток – просто кладезь возможностей. Я получу наконец плату за оказанные услуги. Ты не будешь делать очередного пересказа, а напишешь историю с нуля. – Лорд Варондэйл снова хлебнул из бокала. – А еще, – добавил он в неожиданном приступе честности, – ты сможешь помочь.

Филлиам знал, что Варондэйлы спонсируют Инквизицию, но никогда бы не подумал, что они поступают так исключительно из благих побуждений.

– Значит, это не сказка?

– Вот это должен выяснить ты со своими… коллегами.

– И кто же еще удостоился вашего «приглашения»? – спросил Филлиам, прищурившись.

– Привет, – раздался позади него голос, обладателя которого весь Орлей и любил, и ненавидел – примерно как искренность на семейных встречах.

Филлиам скривился.

Сестра Лодин, бывшая служительница Церкви, хронистка чувств, которые столь упорно скрывал притворно-чопорный Орлей. Филлиам жалел, что первым не додумался до такого образа. Титул барда! требовал осведомленности в политике и других опасных делах. Титул Лодин лишь намекал на грех. Да и какой отваги требовать от женщины-ученого, некогда связанной обетом безбрачия?

Братья и сестры посвящали всю жизнь служению Создателю. Добровольно Церковь покидали лишь совсем немощные старики. Лодин была еще молода – около тридцати. Она давно избавилась от церковных облачений, но и подобранная ей одежда, и титул прямо-таки дышали монастырской жизнью. Выбор ткани, покрой… Она кичилась своим прошлым, смаковала его, провоцируя скандалы и неудобные вопросы. Образ придавал вес ее книгам.

Сегодня она пришла с косой в виде короны на макушке, из-под которой струились длинные светлые волосы. Мантия – приглушенно-золотая, с красной отделкой. Все готово для путешествия.

– Прекрасно выглядишь, – заметила Лодин, окинув оценивающим взглядом лорда Варондэйла в одеянии из драконьей кожи и его бокал с напитком. Она странно поморщилась, будто костюм показался ей кислым, а напиток – чересчур кричащим.

Филлиам знал почему. Лодин часто путала цвет, вкус и звук. Причудливое восприятие позволяло ей лучше чувствовать персонажей – в этом она призналась Филлиаму, когда разговор зашел о литературе. Писателей связывала исключительно постель, и они договорились, что этим дело и ограничится. Местами их мнения расходились, местами совпадали, и это прослеживалось в их творчестве. Они были примерно равны друг другу, но Лодин считала Филлиама новичком, а он вечно ощущал себя отстающим.

Все это входило в сценический образ бывшей сестры.