Вьяго глубоко вздохнул. Одежда, которую он утром накрахмалил и отутюжил, измялась и испачкалась за столь насыщенный событиями день. Назойливо всплывал образ Тейи – как она шевелится под ним, как обвивает руками его шею, как сладко дышит ему в лицо.

Он зажмурился, перебарывая стыд и похоть.

Смена костюма, пара чистых перчаток – вот что наведет порядок в уме.

Вьяго резкими торопливыми движениями расстегнул пуговицы сюртука. За сюртуком последовала рубашка. Затем, палец за пальцем, он стянул перчатки и положил рядом с кроватью. В сиянии свечей внутренняя сторона перчаток переливалась зеленым в тех местах, где они касались губ эльфийки.

Обнаженная кожа покрылась мурашками, и Вьяго представил, как истомившиеся поры жадно глотают воздух. Он позволил себе миг наслаждения, а затем подошел к гардеробу. Открывая дверцу, Вьяго заметил скол в декоративной резьбе шкафа. Он мог поклясться, что раньше этого не было – у него глаз наметан на изъяны.

Кто-то здесь побывал.

Холодок, пробежавший по спине, не показался освежающим. Вьяго потянулся к медной коробке с перчатками. Вместо прохладного металла пальцы коснулись чешуи. Раздвоенный язык скользнул по запястью.

Вьяго отпрянул, когда увидел плоскую ромбовидную голову, вынырнувшую из-под слоев одежды цвета индиго.

Ворон проворен. Гадюка еще проворнее.

Вьяго зарычал, когда челюсти змеи обхватили его предплечье. Клыки вошли глубоко, насыщая кровь смертельным ядом.

«Cazza!»[11] – мысленно выругался он.

Вьяго хорошо разбирался в змеях. Они неспроста украшали его трость. Дома он держал парочку, чтобы выцеживать яд для приготовления «Поцелуя аспида». Но его еще никогда не кусали.

В тот же миг змея скрылась в сумраке гардероба.

Вьяго хлопнул дверцей, заперев гада в шкафу, и пошатнулся. Мышцы уже слабели, отказываясь подчиняться, – побочный эффект парализующего компонента яда. Ноги сложились, как дрянная сдача в руке вспыльчивого картежника, и он повалился ничком.

* * *

Кожа у Данте была синюшного цвета, с багровыми крапинами. Разбитые губы и сломанный нос – цвета баклажана. Разорванная простыня, превращенная в веревку, была обвита вокруг шеи; другой ее конец скрывался за окном. Тейя догадалась, что веревку привязали к чему-то крепкому в его комнате.

Все лакомились сыром и вином, а тело Данте билось о стену виллы, пока простыня не порвалась под тяжестью мертвеца.

Тейя проглотила комок в горле.

– Помню эту историю о ненасытном принце Эстефане, – проговорил Эмиль позади нее. – Он был падок на высокородных замужних дам и использовал простыни, чтобы пробираться в их спальни через окно. В одной из таких вылазок он обнаружил вместо дамы поджидавшего Ворона.