Да только помер тот эльф. Шальная стрела угодила ему прямо в горло.

Я помазал его кровью свои уши и разлегся на полу, изо всех сил притворяясь жмуриком.

Спустя миг заходят они, эльфы. Никогда прежде таких не видел. Лица чистые, без долийских загогулин. Спины прямые, не то что у сутулых городских: те вечно боятся, что на них обратят внимание. Броня моднявая, в руках луки. Комнату эти ребята шмонали очень профессионально.

«Идола наверняка забрали», – говорит один из них с акцентом самого обычного ферелденца. У долийцев-то рот будто ирисками набит.

Затем он видит мертвого эльфа и давай ругаться. Должно быть, стыдно сознавать, что твоя стрела убила мальца, которого хотели спасти.

Другой эльф наклоняется над телом со словами: «Брат, Ужасный Волк да упокоит дух твой». Тут уже слышу долийский акцент, но речь размеренная, словно тебе зачитывают поэму.

После этого эльфы молча убрались.

Так все и было, клянусь этим вашим Создателем. Ужасному Волку нужен идол, и он не побоится замарать руки, чтобы его достать. Не завидую я дому Кинтара, если Волк на них выйдет. Надеюсь, все они спят вполглаза.

* * *

Убийца откинулся в кресле в ту же секунду, как распахнулся плотный черный занавес. Собравшиеся повернулись к служанке, что несла чай для Шартер.

– Благодарю, – сказала эльфийка, когда чашка и блюдце очутились на столе перед ней.

Служанка оглядела остальных:

– Еще что-нибудь?

– Нет, мерси.

– А мне бы еще антиванского.

Та забрала у Убийцы протянутую кружку и испарилась. Хартиец обвел взглядом остальных:

– Кто-нибудь еще хочет поделиться?

Две чашки кофе. И некто, убивающий при помощи сна – даже гномов, которым ничего не снится.

Убийца из Хартии был напуган.

– Удивительно, что долийцы и городские вместе охотятся за той… штуковиной. – Морталитаси поморщилась, затем бросила взгляд на серебряную палочку в бокале с глинтвейном и предостерегла: – На дне виден осадок, висп.