— Не знаю. К Бумажному Медведю он вернется в Валестру, но сейчас каникулы… он может быть где угодно.

— Хех… так даже интереснее, — взялся за рукоять меча Гаштардарон. — Готовься узнать о его смерти… и лучше сразу начинай искать мне нового противника.

Пивания закуталась в лохмотья, но это не помогло. Озноб бьет все сильнее. И живот подводит — в нем не было ни крошки со вчерашнего вечера.

Нищенка прислонилась к дереву и с тоской посмотрела вдаль. Может, к ночи она все-таки дойдет до деревни. Может, там ей дадут хоть горбушку хлеба. Может… хотя куда она дойдет…

Ноги подкосились. Пиванию в очередной раз вырвало. Она чем-то больна… чем-то очень плохим…

На нищенку упала тень. Она с трудом подняла голову — и увидела высокого худого человека… хотя нет, не человека. У людей не бывает таких змеиных глаз — красных, с вертикальными зрачками. И хвостов у них не бывает, и маленьких рожек…

— Плохо выглядишь, — сказал Хаштубал. — Ты хочешь есть или больна?

— Больна… и есть… — просипела Пивания. Во рту было сухо, хотя она пила только час назад.

Хаштубал немного постоял и подумал. Он издали услышал сердцебиение… неправильное сердцебиение. Слух у него всегда был чуткий.

Но он ничем не может помочь этой бродяжке. Они на лесной дороге, вокруг никого нет, а в целительстве других индивидов Хаштубал совершенный профан.

— Идти можешь? — спросил он.

Пивания слабо мотнула головой. Хаштубал постоял еще немного, раздраженно глядя на эту неожиданную помеху. Он торопился к порталу, хотел попасть домой хотя бы за три дня до начала семестра.

Пивания ни о чем не просила. Она только скрючилась, пытаясь сберечь хоть крохи тепла… и очень удивилась, когда снег вокруг начал таять. Сквозь хмурые медвежьи тучи будто проглянуло солнце.

— Ешь, — приказал Хаштубал, бросая ломоть копченого мяса. — Потом придется встать.

Нищенка впилась в мясо зубами и смолотила его в одно мгновение… но встать не смогла. Тело оставалось слабым, как у котенка.

Хаштубал пристально вгляделся в ее ауру. Испорчено вот здесь… рисунок тот же, что в той деревне.

— Ты из Белых Лужков? — спросил он для проформы.

— Нет… но проходила через них… — просипела девчонка. — Еды… просила…

Хаштубал зло покривился. Дура. Еды она просила. В Белых Лужках холера — и у этой оборванки теперь тоже.

Возможно, стоит просто ее сжечь. Она даже ничего не почувствует, огонь Хаштубала мгновенно обугливает до костей.