Жюдаф справился не сразу. Кофе был какой-то странный, в виде гранул. Странная ерунда… как будто не сам кофе, а сублимат.

— Ты точно кофе? — шепнул Жюдаф.

— Да, — обиженно ответили гранулы. — И я не хуже натурального! Не хуже!

Кажется, сублимат комплексовал. Жюдаф поговорил бы с ним об этом, но пить ему хотелось сильнее. Так что он просто попросил объяснить, как его заваривать — и это кофе с удовольствием рассказал.

— О, это очень просто! — охотно говорил он. — Меня даже не надо варить, я очень удобный! И ничуть не хуже нормального!.. то есть я и есть нормальный! Пить меня — это норма для любого рабочего человека! Просто насыпь меня в чашку, добавь сахара, залей кипятком, плесни молока, если ты любишь с молоком, перемешай — и пей! Все!

— Действительно, очень удобно, — согласился Жюдаф.

Через минуту они с незнакомцем сидели за столом с двумя дымящимися чашками. Кофе обманул, он был хуже нормального… но все же не настолько, чтобы его вылить. Тем более, Жюдаф давно не ел и не пил ничего горячего, а бодрящий эффект все же присутствовал.

Он поделился с новым знакомым конфетами и жестяной банкой с тушеным мясом. В его карманах еще оставалась еда, а этого пленника явно держат впроголодь. Вон как осунулся.

— Репадин Жюдаф, профессор Субрегуля, — сказал волшебник, отпивая из чашки. — С кем имею честь?

— Исидор Яковлевич Эйхгорн, — представился пленник, ковыряя мясо чайной ложкой. — Санкт-Петербургский политехнический.

— Длинное имя, — сказал Жюдаф. — Вы не с Парифата?

— А вы с Парифата?.. — поднял взгляд Эйхгорн. — Тогда мы почти земляки. Я сам с Земли, но на Парифате прожил б-больше четырех лет. Только не спрашивайте, сколько точно, а то я начну вычислять!..

— Это она сделала вас таким? Чтобы вы… вычисляли?

— Нет, это само как-то. Я всегда страдал арифмоманией, но раньше в легкой форме. А вот здесь она обострилась. Когда б-барон Динт залез мне в голову…

— Паргоронский Математик? — переспросил Жюдаф. — Так это он вас похитил?

— Да. Он любит похищать ученых. А у него меня выпросила Тьянгерия… и у нее мне стало еще хуже.

— Прекрасно понимаю вас, мэтр. В таких обстоятельствах нетрудно повредиться в рассудке. Сколько времени вы провели в Паргороне?

— Сегодня день Костяного Волка, пятый закатный час по Об-бсерваторному меридиану, — произнес Эйхгорн, поглядев на настольные часы с календарем. — Значит, в совокупности — один год, двенадцать суток, четырнадцать часов, три минуты и двадцать шесть… двадцать семь… двадцать восемь… двадцать девять…

Глаза Эйхгорна начали пустеть, гаснуть. Они будто подернулись сеточкой, стали похожи на стрекозиные.