– Наверняка у них тут где-нибудь генератор.

Они говорили тихо-тихо. Наверху лестницы унылый коридор убегал вперед; пол устилали грубые циновки из кокосового волокна. Света тут было еще меньше. Припомнив, что говорила та женщина в пещере, Малкольм стал считать двери: те, что слева, вели в кельи монахинь, а справа – две двери в ванные, и последняя – в детскую.

– А где же сушильный шкаф? – прошептал он.

– Вон он, между ванными.

Малкольм открыл дверцу, и навстречу ему хлынул затхлый горячий воздух. Над канистрой с горячей водой поднимались полки тонких сложенных одеял.

– Вон клеенки, – подсказала Аста.

Свернутые в рулоны, они лежали на самом верху. Малкольм стащил вниз одну и прихватил пару одеял.

– Больше я не унесу, тем более с Лирой. И так тяжело.

Он закрыл шкаф и прислушался, стоя под дверью детской. Аста превратилась в мышку. Из-за двери доносился негромкий храп – видимо, дежурившей монахини, – а еще посапывание и одинокое хныканье. И больше ничего.

– Ждать больше нельзя, – пробормотал Малкольм.

Он повернул ручку, стараясь действовать как можно тише, но даже тот слабый скрип, который она издала, прозвучал у него в ушах, как грохот палки по пустому ведру. Но делать нечего… он проскользнул внутрь, закрыл за собой дверь и замер, оглядываясь.

Длинную комнату освещали тусклые антарные лампочки – по одной в каждом конце. Ряд колыбелек вдоль одной стены, ряд маленьких кроваток – вдоль другой. Взрослая кровать стояла у ближней стены; на ней, как он и предполагал, спала монахиня и негромко похрапывала.

Пол был покрыт невнятно-коричневым линолеумом, стены были совсем голые. Малкольму вспомнилась хорошенькая детская, которую устроили для Лиры монахини в Годстоу, и кулаки у него сжались сами собой.

– Сосредоточься, – напомнила Аста. – Она в одной из этих колыбелек.

Столько всего могло в любой момент пойти не так, что Малкольму стоило большого труда прогнать все эти мысли разом. Он прокрался к первой колыбельке и заглянул в нее. Аста в облике какой-то ночной птицы села на краешек и наклонилась внутрь.

Крупный, толстый младенец с черными волосами… Они покачали головой: нет.

Следующий оказался чересчур мал.

Следующий – со слишком круглой головой.

Дальше – слишком светловолосый.