Малкольм покончил с хлебом и немного обсох. Теперь ему хотелось только одного: лечь и уснуть. Казалось, если не сделать этого немедленно, он просто умрет на месте, – и миг спустя глаза его закрылись сами собой, вопреки всем усилиям воли.

– Хочешь, я немного погребу? – спросила Элис, и Малкольм подскочил от испуга, едва не выронив весло. – Ты уже давно задремал.

– Нет, – пробормотал он. – Я сам. Но как только мы найдем, куда…

– Угу. Как насчет вон того холма?

Она обернулась и указала на лесистую вершину, поднимавшуюся из-под воды невдалеке от лодки, – маленький островок, ярко освещенный луной, которая уже висела совсем низко над горизонтом. Малкольм внезапно заметил, что стало теплее, ветер смягчился и в воздухе даже запахло чем-то приятным.

Все еще в полусне он повернул лодку к островку и греб до тех пор, пока «Прекрасная дикарка» не подошла к самому берегу в стороне от основного течения. Вода здесь кружила водоворотами, и каноэ плясало на волнах, раскачиваясь и подпрыгивая, пока Элис не нашла ветку, за которую можно ухватиться.

– Давай еще чуть-чуть подальше… Смотри, вон там, похоже, ровная земля, – сказала она, и Малкольм, оттолкнувшись веслом, повел каноэ дальше. Вскоре «Дикарка» уткнулась в берег; он вывел ее носом на траву и пришвартовал, в ярком свете луны без труда отыскав достаточно крепкую ветку. А потом повалился на дно каноэ, прямо где сидел, закрыл глаза и уснул.

Проснулся Малкольм несколько часов спустя, хотя в первую секунду подумал, что благополучно проспал до весны. Было на удивление тепло, и яркий, сверкающий солнечный свет пробивался сквозь зеленые листья. Листья! Не может быть! Еще слишком рано! Малкольм поморгал и протер глаза, но листья никуда не делись; более того, деревья стояли в цвету. А свет сиял так ярко, что пришлось заслонить глаза рукой. Но это не помогло: даже когда Малкольм зажмурился, под веками по-прежнему разгоралось сияние, мерцая и посверкивая, как…

Ну конечно, старая добрая аврора! На сей раз Малкольм определенно обрадовался: он уже знал, что она предвещает что-то важное. Все тело затекло и ныло, так что он лежал на дне лодки, не шевелясь, и просто ждал, пока в голове немного прояснится. А сверкающее кольцо тем временем расширялось и медленно наплывало все ближе и ближе, пока, наконец, не исчезло за краем поля зрения.

Неподалеку раздавались голоса. Элис говорила, какая-то женщина ей отвечала. Голос у женщины был глубокий и нежный. Беседовали о детях. Малкольму показалось, что он слышит и что-то еще. Младенческий бессвязный лепет Лиры? Или это просто плещется вода? И впрямь, грозный шум потопа сменился ласковым журчанием ручейка, а сквозь него пробивалось птичье пенье! Малкольм различил сразу несколько голосов: дрозда, и воробьев, и жаворонка… Все приметы весны!