– Послушай, дорогая, – повернулась к ней Элис, – твое молоко кончилось, теперь будет особый гостинец, хорошо? У меня тут целый пакет канопьев.

Она полезла в сумку и вытащила тост, на котором сверху раньше лежало перепелиное яйцо.

– Ты пока жуй хлеб, а я найду яичко… славное маленькое яичко… тебе понравится.

Лира с готовностью схватила тост и сунула в рот.

– Ты их в саду стащила? – спросил Малкольм и тут же сообразил, насколько это глупый вопрос.

– Я много чего позаимствовала у официантов, которые мимо сновали, а они так ничего и не заметили. Тут на всех хватит. Ага, вот как раз кое-что интересное, – она протянула Малкольму нечто размером с Лирину ладошку, коричневого цвета и довольно мятое. Это оказался миниатюрный пряный пирожок с рыбой.

– Если она сейчас как следует наестся тостом и закусками, – проговорил Малкольм с набитым ртом, – будет не страшно, если у нас кончится…

Снаружи донесся какой-то звук. Нет, не «какой-то», не просто абстрактный бессмысленный звук, – это было бы еще полбеды. Увы, это было слово, и слово было: «Элис». Произнесенное негромко голосом Боннвиля.

Она замерла. Малкольм машинально поднял на нее глаза, как дети в классе смотрят на того, чье имя назвал учитель, – особенно если тон предвещает беды и кары. Малкольм хотел увидеть реакцию Элис, и тут же об этом пожалел. Она насмерть перепугалась: краска сбежала с ее лица, глаза расширились, она прикусила губу. А он таращился на нее, как примерный ученик, которому ничего не грозит, – на двоечника. О, как он себя сейчас ненавидел!

– Ты не обязана… – начал он.

– Заткнись. Сиди тихо.

Они прислушивались, сидя неподвижно, как статуи. Лира с удовольствием мусолила тост, не подозревая ни о чем плохом.

Никакого голоса, только ветер шумит в тисах, да капли барабанят по тенту.

Что-то странное творилось со свечкой. Она горела, светила, но теперь еще и отбрасывала тень… – это прожектор вернулся.

Элис невольно ахнула, зажала рукой рот и, тут же убрав ее, крепче прижала к себе Лиру, чтобы заглушить любой возможный звук. Малкольм отчетливо видел все в яростном ледяном свете, бившем сквозь полог. Снаружи рокотал мотор. Пару мгновений спустя луч ушел дальше, но рассеянный свет остался – охотники решили повнимательнее рассмотреть границу реки и кладбища.

– Возьми-ка Лиру, – прошептала Элис, – потому что я сейчас упаду в обморок.

Очень осторожно, огибая свечу, она передала ему ребенка: операция прошла тихо – Лиру занимал исключительно тост. Элис была бледна, но вроде бы оставалась в сознании. Малкольм даже подумал, что если бы она и вправду собралась упасть в обморок, то вряд ли успела бы ему об этом сообщить.