Собаки ринулись вперед, и человек на ступеньках скорчился, не успел Малкольм даже пошевелиться. Если он ударит его еще раз, то уж точно прикончит. Все это время ужасная, опустошающая боль отделения продолжала терзать Малкольма; мысль о том, что маленький, отважный, покинутый деймон из последних сил сторожит ребенка, наполняла его отчаянием.

– Что такое поле Русакова? – выкрикнул, наконец, Малкольм. – Почему оно так важно?

– Пыль…

Это было последнее слово Жерара Боннвиля, да и оно было произнесено едва слышным шепотом.

Собаки, лишенные вожака, носились вокруг. Малкольм подумал об Элис, об эльфийской леди, украшающей ей волосы цветами, о ее согретых сном щеках и о том, каково это было – держать на руках малышку Лиру, и псы, ощутив его чувства, развернулись на месте и прыгнули еще один, последний раз, и Малкольм ударил, и бил, и бил, снова и снова, пока человек не замер и стоны его не стихли. На острове воцарилась тишина. Гиена-деймон исчезла. Малкольм стоял над телом человека, желавшего Элис так сильно, что это не давало ему умереть.

Руки, натренированные долгими днями гребли, заныли от усталости. Сейчас даже просто держать весло в руках было ему не под силу, и Малкольм выронил его. Собаки пропали, будто их и не было. Мальчик сел и привалился к одной из колонн. Тело Боннвиля лежало наполовину в слепящем лунном сиянии, а наполовину в тени. Струйка крови неторопливо бежала и впадала в одну из дождевых луж на крыльце мавзолея.

Глаза Элис были закрыты. На щеках темнели пятна крови; кровь пачкала ногти и струилась по ноге. Девушку била мелкая дрожь.

Она вытерла рот рукой и снова уронила ее на мокрый камень, будто птицу с измятыми крыльями. Бен в обличье мышки лежал, дрожа, у самой ее шеи.

– Элис, – прошептал Малкольм.

– Где Аста? – хрипло спросила она. – Как…

– Она сторожит Лиру. Нам пришлось раз… разделиться.

– Ох, Мал, – она сказала только это, но он почувствовал, что все его муки того стоили.

Он вытер лицо.

– Надо стащить тело вниз, к воде… – нетвердым голосом произнес он.

– Да. Хорошо. Только медленно…

Мальчик с трудом поднялся – у него болело буквально все – и наклонился, чтобы взяться за ноги. Он потащил тело; Элис тоже заставила себя встать и помогала, держась за рукав. Тело оказалось очень тяжелое, зато не сопротивлялось и даже не цеплялось по дороге за наполовину ушедшие в землю надгробия.

Они добрались до края воды. Могучее течение неслось буквально в шаге от них. Катер ДСК с прожектором давно исчез. Вдвоем они неуклюже столкнули мертвеца в воду, поток подхватил его и повлек прочь, а они все стояли, прислонившись друг к другу, и глядели, как темное пятно – темнее темной воды – плывет и, наконец, совсем пропадает из виду.