Кавалергард протянул отцу Георгию свежую газету.

— «Император почтил память своего отца, принца Ульриха, в монашестве — инока Варфоломея, основанием храма и монастыря на месте пУстыни…» — Отец Георгий поднял изумленные глаза на кавалергарда. — Отца? Принц Ульрих жив, сидит здесь, в подвале, обрушение башни ему не повредило…

— А вот об этом — забудьте, — жестко приказал кавалергард. — Отец императора умер почтенным отшельником-пустынником. Никаких магов, Казимир просто слегка похож, а кто будет говорить, что принц Ульрих — это он, тот дурак и верит глупым слухам.

— И повинен казни за оскорбление короны? — мрачно спросила Элиза.

— Ни в коем случае, — хохотнул кавалергард. — Мы же не хотим подтверждать сплетни. Нет, такой простофиля будет повинен только в глупости. Все же знают об иноке Варфоломее, вот, в газетах о нем написано, на могиле церковь заложили…

— Значит, пока я в Гнездовске ловил Казимира… — с угрозой начал отец Георгий.

— Вы дали нам возможность сработать на опережение, — уже без усмешки сказал фон Раух. — Ваш… оппонент хотел всему миру заявить, что император Александр — сын мага, и предъявить этого мага. После такого заявления Александру пришлось бы оправдываться, а это проигрышная позиция. Но с максимой «все знают» можно работать с нескольких сторон, тут важно, кто будет первым и насколько убедительную картинку нарисует. Вы показали нам, откуда ждать угрозы и выиграли время для ее предотвращения. Вы, попросту говоря, спасли империю, епископ… Хотя недолго вам быть епископом, должность Владыки Гетенхельмского вакантна, как и еще несколько высоких церковных постов — за симонию, мздоимство и прочие нехорошие дела несколько высших сановников отправились в удаленные монастыри на покаяние. Тоже, кстати, ваша заслуга, отец Георгий. Подумайте о карьере кабинетного работника, «в поле» вам явно будет сложновато.

— С-спасибо, — сквозь зубы ответил охранитель. — Значит, вы таки сыграли… мной.

— А вы — Кавалергардским корпусом, — пожал плечами фон Раух. — И все получили желаемое. Квиты? — он протянул руку охранителю.

— Пожалуй… — согласился епископ, ответив на рукопожатие.

— Остался один вопрос, — чуть наклонил голову фон Раух, — почему принц еще жив? Я, честно признаюсь, хотел по-тихому прирезать этого самодовольного гада еще двадцать лет назад. Его мать категорически запретила. Родительская любовь — не шутка… Но вас-то ничего не сдерживало!

— Не смог, — признался охранитель. — Я все понимал, и что его смерть спасет тысячи жизней, и что сволочь он, по совести-то говоря, но… Казнить не за дела, а за рождение? Рука не поднялась. Я чуть было не провалил все дело из-за этого. Эрик, помощник мой, тоже недоумевал — почему? А я хотел дотащить принца Ульриха до одной тихой обители и постричь в монахи. Насильно, по доброй воле — не важно. Когда из Гетенхельма в Гнездовск кинулся — думал, что смогу убить, пожертвовать своей душой и его жизнью ради блага, но — кишка тонка оказалась. Пусть император решает, я умываю руки.