Потом его отыскала собака. Или две собаки. Не понятно.

* * *

— Я не понимаю, какого дьявола тебя понесло в центр разлома, — сказал Артур, наливая себе что-то из заросшего патиной ковшика-черпака в прозрачную фарфоровую чашку. — Ты совсем, что ли, рехнулся.

Лео старался на него лишний раз не смотреть. Задачу «как выдержать больше суток в потоке сырой Любви и не потерять человеческий облик» Артур решил просто. Он даже не пытался человеческий облик сохранить. Плыл, так сказать, по течению. Когда собака приволокла обеспамятевшего Лео в дом Ллувеллина, он решил, что все-таки повредился в уме.

Кожа, покрытая темной чешуей, как струпьями. Заостренные кончики ушей. Пучок щупалец растет прямо из плечевого сустава, игнорируя малейшие представления о человеческой симметрии. Острые шипы на локтях и предплечьях. Рубашку надеть Артур не потрудился, а вместо пояса небрежно обернул вокруг талии несколько кожаных полосок с артефактными оберегами.

Артур Закаррейя Ллувеллин, потомок древнего валлийского рода, стоял около окна своей огромной гостиной, глядя на Лео немигающими глазами с желтой рассеченной узким зрачком радужкой. Человеческого в нем сейчас было не больше, чем в Щелкунчике. Хотя нет — в отличие от Щелкунчика говорил он членораздельно и стоял прямо, на двух ногах. Хорошо, что на двух.

Огромный пес лежал рядом с ним, на опаленном, затоптанном наборном паркете, добродушно вывалив два языка из двух пастей, и смотреть на него было еще тяжелее, чем на хозяина.

— Это ты рехнулся тут жить, — буркнул Лео. — Посмотри на себя.

— Насколько далеко ты через ульи прошел? Пока копыта не попытался откинуть?

Я прошел сквозь ульи, подумал Лео. Но отравился. Интоксикация. Похуже, чем ихором Гибуры.

— Ну и что?

— Ну и все, — Ллувеллин прищурил змеиные глаза. — Сюда никто не доберется, ни инквизиция, ни Надзор, ни черт в ступе, ни родня.

— Ну конечно! Главное, чтобы родня не добралась.

Артур отпил из чашки и облизнулся раздвоенным языком. Как он, интересно, с таким языком разговаривает?

— Зачем пришел?

Даже не шепелявит.

Лео вскинул голову.

— Тебе не кажется, Арчи, что за тобой должок. Немаленький такой.