Лихарь с полуслова всё понял:

– Воля твоя, отец. Не уйдёт!

Ветер ещё двигал губами, но слова наружу не шли. Теперь говорил только взгляд, полный свирепой борьбы. Ученики стояли вокруг, глядя, как завершается легенда.

Петля пополам

Петля пополам

Ознобиша блаженно плыл сквозь туманные красновато-сизые сумерки, невесомый, бестелесный, как в детском сне. Плыл туда, где звучала мамина песня. Любимая сказка, ласковое тепло… Сейчас откроется дверь, а за ней – добрая, привычная жизнь…

Назойливый шепоток, правда, бубнил о разлуке, о невозможности встречи, о том, сколько всего успело произойти. Ознобиша отмахивался, вглядываясь в светящуюся мглу, то ли закатную, то ли рассветную. К чему сомнения? Он возвращался домой.

Родные голоса звучали уже совсем рядом, когда в розовом мареве проступили две тени. С ними было связано что-то очень скверное, что именно – Ознобиша не помнил, но испугался.

– Велено райцу искать, – глухо, сквозь толщу, проговорил большой клубок тьмы.

– С ним успеется, – возразил второй, поменьше, настырный. – Ты что, честь взять не хочешь?

– Похотенья наши не в счёт. Кого велено, того будем искать.

– А ты что за пуп вспучился, чтобы я тебя слушал?

Две тени слились, обрели черты. Ворон шёл к Ознобише, играя острым ножом. Улыбался всем лицом, кроме глаз.

– Всё равно он, надструганный, далеко не уйдёт…

Судорога ужаса придала сил. Ознобиша рванулся, въехал носом в колючий холод… выпал сквозь розовый туск в кромешную темноту.

Разом всё вспомнил.

Нож Ворона, вопящая боль, страшный поруб, отчётливо смердящий могилой!.. Казнь назавтра, петля, муки хуже пережитых!.. Он забился, теряя рассудок…

…И вдруг понял: руки были свободны.

И кляпыш не раздирал больше рта.

Чужой просторный кожух грел, как в объятиях.