Светлый фон

Новые ложки гомонили, вперебой что-то рассказывали, каждая пара чумазых рук тянула в свою сторону. Ветер шагнул к ученику, крепко обнял:

– А я всё гадал, сын, когда уже ты обставишь меня! Слетаю в раскат, сам жду: вот сейчас наддаст, обойдёт!

Долговязый ответил негромко:

– Я ищу, чему у тебя поучиться, отец, а не как бы обставить.

Мелькнула перед глазами спина Лихаря в меховой безрукавке. Злат моргнул, отвернулся. На подъём тяжёлой толпой лезли отставшие. Барахтались, теряли разгон.

– Сто́ит на трое дён из дому отлучиться, тут самое занятное и происходит, – сказал голос. Злат вскинул голову. Перед ним стоял Ветер. Цепкий, собранный, видящий каждую мелочь. А ведь только что рвал жилы и душу, славя Владычицу невозможным деянием… Он улыбнулся Злату, словно давнему другу. – Не в пронос твоей чести, гость высокоимённый… Мы тут, в лесном заглушье, люди простые. Побрезгуешь ли в мыльню со мной и детьми?

 

В покоях Ветра было тепло и по-особому тихо.

Ничему в открытую не дивись, упреждал Мартхе. Угадывать не надейся. Спросят, говори лучше как есть…

Ничему в открытую не дивись, Угадывать не надейся. Спросят, говори лучше как есть…

Россказни Мартхе сулили полубога. Вчера Злат увидел радушного хозяина, чуточку простоватого в своей щедрости. Седеющего воина, по-прежнему способного честно посрамлять молодых – и по-детски обрадованного победой. Сегодня…

Окольные Злата внесли два расписных короба. С поклонами удалились.

Внутренние палаты крепости, где успел побывать Коршакович, живо напоминали выскирегские. Хотя, конечно, здесь вправду жили попроще. Певчих пичужек для услады взора и слуха не содержали. Тканых начертаний былой державы под ноги не бросали. А так – по стенам ковры, меха, войлоки обороной от холода. Яркие, налитые чистым маслом светильники…

Ветер усадил Злата в заваленное подушками кресло, сам сел напротив:

– Вот теперь сказывай, почестный гость, чем воинский путь праведной семье послужить может.

Злат вытянул из-за пазухи свиток с печатями, передал котляру.

Ещё к разговору были допущены Лихарь и «Сквара – не Сквара», его звали Ворон. По знаку Лихаря он переставил короба поближе к столу, поднял крышки.

Ветер скосил глаза, даже от письма оторвался:

– Что за справа чудная!.. Выложи, старший сын, чтобы мне не рыться, как разбойнику в краденом!