– Коренник мой. – Парень всхлипнул. – Залёточка…

В руках дёргались обрезки старых верёвок. Калека будто стремился всей Десибратовой чади до веку шептунков наплести. В работе порой забывал даже боль, сидевшую копьём в груди и спине.

– Дяденька Бакуня оботуров пестовал, – влезла девка. – Сивушку холил, чаял от него хоть во внуках рубашки белой дождаться. Владыке поклониться мечтал!

Она сидела босая. Коптелка плёл без колодки, примеривал на милую ножку.

– Ты уж, господин вольный моранич, не гневайся, – досадливо проговорил Десибрат. – Ох, выучу дурёху язык за зубами блюсти!

Прозваний зря не дают. Волосы у Головни были чёрные, борода – огненными завитками.

Ворон не стал допытываться, что примяло спину Коптелке. Удар опрокинувшихся саней, глыба снега или косматая туша, бьющаяся в последней борьбе.

– Сюда бы праведного брата, храброго Гайдияра, – расхаживая туда-сюда, горевал Злат. – Лиходеи полосатого плаща бегают!

Столичные выходцы, которых он с такой гордостью сюда вёл, были добрые друзья, удалые работники. Но – не воины. Не с ними Лигуевых головорезов из Ямищ выдворять.

Ворон коротко глянул на него. Нарушил Коптелкину работу, взяв его руку:

– Дале сказывай, друже. Лигуевичей запомнил кого? По именам назовёшь?

– Я Сивушку телком из рожка… Вот, кровью побрататься пришлось…

– Сам Лигуевичей видел? – терпеливо повторил Ворон. – Или голоса показались?

– Ещё бы не видел, если ему Улыба, товарищ застольный, сулицей глаз выткнул! – опять встряла девка. – Хватит, не мучь его! Вот пристал!

Испуганный Десибрат крепко стиснул дочкино ухо:

– Прости, батюшка моранич. А ты! Плётку возьму!

– Погоди, – сказал Ворон.

Злат беспомощно отвернулся. Представил, каково лежалось Коптелке под ста пудами снега и кровавого мяса, только что бывшего живым, своевольным питомцем. А вчерашний друг вместо помощи тычет сверху сулицей. Стало совсем тошно. Кулак стукнул в ладонь.

– Да Гайдияр их…

– Нет здесь Гайдияра, – через плечо бросил Ворон. – Помилуй дочку, добрый хозяин. Она, поди, столько раз эту повесть слушала, что лучше самовидца расскажет. Так, умница? Чур только, не привирать мне. Выплывет – не потерплю.